– Нет. Не может быть все так просто.

– Ты была маленькой и плохо помнишь, как случилось на самом деле. Сама же сказала: сколько лет тебе было? Всего лишь пять. Разве можно ручаться за точное восприятие реальности в таком возрасте?

– Меня зовут Нина Дженовезе, и я не твоя сестра.

– Какой подчеркнуто уверенный тон. Слышу, ты и сама засомневалась. Наконец-то! К сожалению, пока ты не поверишь мне, придется держать тебя здесь. Я не могу ошибаться.

– Нона Флинн так же мертва, как и Видар Йорскиллсон. А у тебя протекает крыша на фоне травмы.

– Неправда! Ты жива, и скоро я верну тебя в семью. Я заставлю тебя вспомнить и докажу родителям, что это именно ты. В конце концов они узнают тебя. Все снова будет, как раньше! Спустя столько лет горечи после твоей потери! Ты снова будешь с нами! Все это не зря. Я ни о чем не жалею. Ты настоящая, и ты живая. Это все, чего я хотел.

Нина стиснула челюсти и пронзила его ледяным взглядом.

– Ты больной параноик. И я уже встречала таких, как ты. Меня от вас тошнит, вы все решаете за других и силой заставляете подчиниться своей картине мира, будто она единственная.

– Насилие порождает насилие как цепочка домино. Это неизбежная вещь, а неизбежные вещи естественны. Я восстанавливаю равновесие во вселенной, нарушенное вовсе не мной.

– Еще один! Никто не вправе требовать исчезновения зла, которому сам при случае уподобляется. Чем ты отличаешься от мерзавцев, похитивших твою сестру? Ты не только сделал то же самое, но и допустил событие, которое чуть не привело к массовому расстрелу. Если человек разрешает зло ради какой-то высшей цели, то его цель сама ничем не отличается от зла.

– Любовь и жестокость, дорогая сестра, неотделимы друг от друга. Люди предельно эгоистичны, это факт. Они пойдут на любые зверства, чтобы вернуть себе то, что любят. Чтобы любимые были рядом. Разве это их не оправдывает? Жестокость – защитная оболочка любви. Как же иначе ее оберегать? Человек не знает жалости, потому что любит и хочет быть любим. Только и всего! Потребность в этом так же естественна, как дыхание. А разве судят людей за нужды, заложенные природой? Взбешенный отец застрелит целую деревню, если это спасет его дочь. Перегрызет глотки невиновным ради одного человека. В этом я ничем не отличаюсь от других. Только я не отец, а брат. И каким бы хреновым я тебе сейчас ни казался, не забывай: я спас тебя от тех двух ублюдков. Ты хоть понимаешь, что бы они с тобой сделали?

– Я не принимаю твои методы… – осеклась Нина. – Йен, ты болен.

– Если бы у тебя прямо под носом похитили родного человека, если бы ты всю жизнь жила ради того, чтобы его вернуть, и в конце концов тебе это удалось, ты бы понимала, как я сейчас, что цель оправдывает средства, и отдала бы и одну жизнь, и десять, чтобы это случилось, чтобы снова увидеть перед собой родную кровь, отнятую частицу семьи. Вернуть того, кого давно считают мертвым, обнять его, поговорить.

– Ты все время говоришь, что вернул меня, но ты просто похитил чужого человека! Точно так же, как кто-то когда-то выкрал твою сестру! Ты ничем, совершенно ничем не отличаешься. Повзрослел и сделал то же самое. А скольким навредил попутно?

– Нона, чтобы вернуть тебя, я бы натворил сколько угодно зла, и меня не волнует, насколько плохим человеком я стал. Благо для одного – всегда зло для другого. Ты, кажется, называешь это законом сохранения энергии. Если где-то прибавили, значит, где-то отняли. Иначе не бывает. Я сейчас как раз возвращаю то, что у меня отняли. Имею на это полное право. И не нуждаюсь в осуждении.

Нина молчала, ошарашенная исповедью. Она не находила слов, чтобы убедительно противостоять его больной уверенности в собственной правоте. А он, пользуясь ее молчанием, продолжал:

– Знаешь, что меня убивает? Миру плевать, сколько творится зла и сколько вокруг фальши и мерзости. Жизнь продолжается как ни в чем не бывало. Будто бы это нормально, будто бы это так и заложено в порядке вещей, когда похищают детей, убивают, насилуют, расчленяют младенцев и хранят в морозилке, сжигают жену из ревности. Все это – и гораздо более страшные вещи – происходит ежедневно вокруг нас, и мир до сих пор не развалился, не рухнул, даже трещинки не появилось. Вселенная не схлопнулась от того огромного количества зла, которое уже свершилось за всю историю человечества. Ни у одного подонка под ногами еще не разверзлась пропасть, ни один справедливый бог не бросился вершить правосудие. Никакая карма не является достаточным наказанием.

Вселенной безразлично, как мы тут жрем друг друга заживо. Она никак не реагирует на преступления, на все те ужасы, которые совершают люди. Она существует дальше, будто так и надо! Будто насилие, увечья и убийства – естественны и обязаны наполнять нашу жизнь до краев. И ничто в ней не шелохнется, чтобы предотвратить, исправить или побороть зло. И знаешь, это, наверное, логично. Как нарушение баланса добра и зла, так и его восстановление переходит в руки людей, если мир, в котором мы существуем, отвернулся от нас и ни за что не несет ответственности.

Что это значит? Нет никакой мировой справедливости. Никакого автономного баланса черного и белого не существует. Люди должны брать в свои руки чаши весов. Люди сами должны действовать, уравновешивая зло и насилие. Потому что люди и есть носители зла и насилия. Все от них исходит. Ими же и пресекается. Если есть какие-то третьи силы, им на нас глубоко насрать.

– Насилие и зло никогда не совершаются во благо. Именно из-за такой логики оно и множится бесконечно, затрагивая все новых и новых людей. Ты не обязан становиться дерьмом только потому, что кто-то вел себя как дерьмо по отношению к тебе. Ты не обязан совершать плохие поступки ради какого-то выдуманного равновесия. Не поддерживай круговорот зла в природе. Откажись от этого.

– Круговорот? Что за наивные представления! Думаешь, если один человек откажется от насилия, это хоть как-то повлияет на весь остальной мир? Нона, пожалуйста, не будь ребенком. – Он подался вперед на стуле, выдохнул и терпеливо сомкнул смуглые пальцы. – Ты ведь очень умная. Неужели не понимаешь, что конструкт зла навязан искусственно? Просто очередной фильтр восприятия мира, свойственный почему-то только людям. Как удобно. Нет в природе злого или жестокого, есть только естественное. Каждый выживает, как в нем заложено, все