подвигом, беспримерной ревностью и любовью о славе и величии церкви и Русского Государства.

Народ полюбил его за то, что он свои молодые силы и талант, данный от Бога (дар слова), употребил во славу Бога и на пользу русского народа. …

Отец Илиодор есть цветок Святейшего Синода и Духовной Академии, и мы, и вся верующая Россия должны гордиться таким поистине пастырем-героем.

Вечная слава Святейшему Синоду и Академии, давшим России такого сына — проповедника и патриота».

Нападки на о. Илиодора автор прошения объяснял действием «темной коварной дьявольской силы», которая направляет свои «сатанинские лукавые стрелы» на того, кто борется за русский народ «ярче, правдивее и сильнее других». Под этим бесовским внушением находятся гонители иеромонаха, в том числе власти — Василевский, гр. Татищев и Столыпин.

Изложив механизм искажения проповедей о. Илиодора газетами и полицией, автор прошения от лица всех прихожан «всенародно свидетельствовал» перед Синодом о заслугах своего пастыря. «Неужели мы, православные русские люди, верные голосу церкви, любящие Царя и Родину, заинтересовались тем, чтобы отстаивать неправду, и неужели мы говорим ложь, а полицейский околоточный, составляющий доносы, прав?».

В заключение излагались четыре просьбы: 1) прислать одного из членов Св. Синода в Царицын, дабы «проверить деятельность о. Илиодора на месте и удостовериться в том великом труде и подвиге, который он несет»; 2) наградить его саном архимандрита «в противовес безбожным развращенным газетам и обществу», чтобы оказать о. Илиодору и его пастве «великую духовную поддержку»; 3) распорядиться, «чтобы печать, находящаяся теперь в жидовских руках и русских безбожников и космополитов-врагов Святой церкви и Государства, не позволяла себе издеваться над о. Илиодором и этим тормозить его святому делу. Если желательно газетам печатать проповеди о. Илиодора, то пусть их пишут в том смысле, как их батюшка произносит, т. е. без искажений серьезных фраз и без передержки и подтасовки слов, как это они делают теперь»; 4) добиться, чтобы власти защищали о. Илиодора или хотя бы перестали его преследовать.

Под этим прошением подписалось 3580 прихожан на 28 листах. Один экземпляр вместе с подлинными подписями был отправлен обер-прокурору, второй — митр. Антонию. К обоим письмам прилагались листки «Чествование иеромонаха о. Илиодора в Царицыне». Но прошения не рассматривались и были просто приобщены к делу Синодальной канцелярии. Однако илиодоровцы не оставляли надежды на исполнение их ходатайства относительно митры, что отразилось в их телеграмме преосв. Гермогену 6.VI.1910.

О. Илиодор и его 3580 прихожан опоздали. Синод слушал предложение Лукьянова за три дня до отправки ими писем — 29.III, постановив следующее: 1) проверить жалобы министерства внутренних дел у преосв. Гермогена; 2) поручить ему доставить подлинный текст хотя бы некоторых проповедей иеромонаха Илиодора; 3) если жалобы на него верны, то предписать ему отныне проводить проповеди, речи и статьи через предварительную цензуру своего архиерея.

После Пасхи Лукьянов подписал (24.IV) новое предложение — о первой защитительной речи о. Илиодора про Григория 21.III. Как обычно, обер-прокурор переслал отчеты об этой речи целиком, не удосужившись указать, что именно вызвало его неудовольствие. Позже и преосв. Гермоген, и Сергей Труфанов полагали, что нарекания вызвала апология Распутина. Выслушав предложение Лукьянова 4.V, Синод определил распространить свое постановление от 29.III и на новые бумаги.

Следующую партию отчетов о речах 4 и 11.IV Лукьянов переправил Синоду 19.V. В первой из этих бумаг о. Илиодору приписывалось осуждение военной службы, но из контекста видно, что подразумевалась греховность любого убийства, даже совершенного по долгу этой службы: «если пастыри церкви и благословляют воинов на брань, то делают это единственно для защиты Царя и Отечества». Во второй речи, касавшейся Григория, о. Илиодор относил бывшего тобольского архиерея к числу «духовных разбойников» и говорил, что тот «руководим сатаной».

Выслушав 26.V отчет о новых проповедях о. Илиодора, «ни по содержанию, ни по форме их не соответствующих святости места», Синод определил переслать преосв. Гермогену и эти бумаги, причем запросить его, «какие меры принимались им, Преосвященным, для вразумления иеромонаха Илиодора и удержания его от поступков, неподобающих лицу священного сана и монашеского звания».

Сергей Труфанов справедливо пишет, что из двух этих синодальных указов было непонятно, ставилась ли ему в вину защита Григория. Действительно, Синод старательно обходил эту тему молчанием. Можно было даже подумать, что иерархи вслед за чиновниками по своему обыкновению прицепились к веникам и прочим «неуместным выражениям». Однако после третьей и последней прораспутинской речи о. Илиодора Синод распорядился поступить с нею так же, как и с первыми двумя, явно выделив их в особую группу. Затем синодальные чиновники в справке по илидоровскому делу резюмировали третье письмо из министерства внутренних дел по этому поводу так: «По сообщению Министра Внутренних Дел от 23 июня 1910 г. за № 57 615, 30 мая иеромонах Илиодор в своей проповеди снова защищал старца Григория Распутина-Новых». Следовательно, в Синоде эти письма понимались именно так, как думал сам проповедник.

Проповеди против купцов

После Пасхи начался новый и основной этап борьбы о. Илиодора с царицынским купечеством. По-видимому, возобновлению этой опасной темы проповедей способствовали финансовые затруднения монастыря.

Начало 1910 г. ознаменовалось кризисом строительных работ на илиодоровском подворье. В феврале о. Илиодор с разрешения преосв. Гермогена разослал по городским храмам сборщиков пожертвований, снабдив каждого посланника бумагой за собственной подписью и печатью Свято-Духовского монастырского храма. Местные священники остались, конечно, недовольны. А в Вознесенском храме сборщик был попросту выведен за руку неким «стариком Кленовым».

Денег все равно недоставало, и, как уже говорилось, во время Мариина стояния 31.III о. Илиодор впал в такое отчаяние, что ушел со службы. Через несколько дней он в первый и последний раз обложил своих прихожан десятинным налогом с недельного заработка.

Так, по копейкам, набирались те тысячи, на которые был построен царицынский монастырь. Состоятельные же люди, к возмущению о. Илиодора, игнорировали его строительные работы. Именно этим обстоятельством и сам иеромонах, и преосв. Гермоген объясняли нападки о. Илиодора на купцов.

Левые элементы с удовлетворением отмечали в выпадах иеромонаха признаки классовой борьбы.

«Илиодору соприкосновение с народной массой даром не прошло, — восхищенно писала „Речь“. — Он увидел и подлинные нужды народные, почувствовал и страдания народа и заброшенность бедных людей, о которых никто не думает, никто не заботится. В некоторых проповедях Илиодора сквозь густой туман сумбурных человеконенавистнических фраз послышались подлинные демократические чувства и слова, столь испугавшие и самих черносотенцев…».

Даже «Царицынский вестник» однажды сменил тон:

«В минувшее воскресенье храм монастырского подворья был по обыкновению переполнен молящимися.

Последних привлекают смелые, красноречивые проповеди иеромонаха Илиодора. Туда теперь идут уже не одни женщины, дети и мещане, как раньше, собираются и рабочие, симпатиями которых всецело овладел красноречивый проповедник обличительным словом по адресу местных купцов и промышленников».