class="p1">Автора заметки не смущал тот факт, что царицынские рабочие по воскресным дням находились на своих заводах, поэтому симпатизировать о. Илиодору могли только на расстоянии. Целью этих неожиданных комплиментов было намекнуть властям, что иеромонах, принимая на себя роль народного трибуна, становится опасен.

Но власти и без помощи газет догадались, что каждому его резкому слову по адресу купцов можно придать политическую окраску. И в Петербург летело одно донесение за другим: о. Илиодор настраивает бедняков против богачей!.

Тщетно преосв. Гермоген объяснял, что нападки на богатых — еще не политическая пропаганда и что «иеромонах Илиодор не проповедовал, не проповедует, не будет проповедовать, да и не может проповедовать идей революционного социализма». Для врагов было слишком соблазнительно повесить на несчастного иеромонаха еще и это обвинение.

Первую речь этой серии о. Илиодор произнес 25.IV на площади перед строящимся Александро-Невским собором в присутствии всего царицынского духовенства и многочисленных богомольцев из всех местных храмов. Проповедь была построена на противопоставлении веры простого народа и неверия состоятельных людей. Указывая на многострадальный храм, который местное купечество не сумело достроить за двадцать лет, проповедник обвинил богачей в безбожии:

«Бесстыдники! бесстыдники! Они забыли Бога. Сатана овладел их душами и запрещает им жертвовать на построение храма. Они забыли поблагодарить Бога за свои богатства, поблагодарить за суда, за пароходы, плавающие по Волге, за свои магазины, за все, чем владеют. Бесстыдники! они позабыли, что есть другая жизнь, там на небе…».

При этом о. Илиодор прямо заявил, что купцы, вышедшие из бедняков, нажили свое богатство нечестным путем: «от трудов праведных не наживешь палат каменных!».

Завершая проповедь, священник обещал продолжить эту тему вечером на подворье, куда и пригласил всех верующих и неверующих.

Собственно говоря, свою вечернюю беседу о. Илиодор посвятил пасхальной теме о сошествии Христа во ад. Но в конце вдруг перешел к лицемерным народным вождям, прозрачно намекая на В. Ф. Лапшина. «Они выдают себя за патриотов: они построили церковь в Ельшанке; но на дверях ее висят тяжелые замки. У них есть народная аудитория. Но и здесь двери запеты на замок. На одном каменном доме они повесили вывеску с золотыми буквами и написали на ней: „Совет Союза русского народа“. Они закрыли это помещение железными дверями и заперли на замок. И теперь это место служит им складом для их пожитков и припасов…».

Такой же прием был применен о. Илиодором и в следующее воскресенье (2.V). От религиозной темы он перешел к обличению царицынских купцов, на сей раз обвиняя их в лицемерии и непочтительном отношении к православным священникам.

Боясь упреков в сведении личных счетов, о. Илиодор сразу оговорился, что называет имена лишь из принципиальных соображений: «я считаю настоящей проповедью только такую, в которой нет ничего скрытого». И сделал центром речи не свою обиду, а чужую, изложив случай, произошедший с его собратом, священником Вознесенской церкви о. Виктором Поляковым. Тот, объезжая прихожан с крестом в первый день Пасхи, посетил и лесопромышленника Максимова. Однако хозяин, заставив священника прождать четверть часа под проливным дождем, отказал в приеме. Когда же о. Виктор рассказал об этом случае в проповеди, Максимов подал жалобу прокурорскому надзору. Эту жалобу о. Илиодор сравнил с попыткой запертой в хлеву свиньи открыть дверь носом: итог одинаков — грязное пятно, бросающее тень на того, кто его сделал.

«Неужели г. Максимов думает, что с деньгами он может сделать что угодно даже с православным священником? … Неужели г. Максимов забыл, что придет не прокурорский надзор судить его и о. Виктора, а Сам Господь?».

Затем о. Илиодор рассказал, как он сам был обманут Лапшиным и Старцевым, еще зимой обещавшими ему хлопотать о праздничном отдыхе, но не сдержавшим обещания. «Вот вам и благородство их: как они были дегтярниками, колесниками, так батраками и остались. Лапшин, хоть он всю Волгу запруди пароходами, благополучия себе не приобретет. Он думает, что на тот свет он поедет на своих пароходах. Нет, он отправится на утлом суденышке прямо в ад».

Гораздый на хлесткие прозвища, о. Илиодор не преминул назвать перечисленных им купцов «хулиганами», а их поступки «духовным хулиганством».

На следующий же день полицмейстер препроводил отчет об этой речи товарищу прокурора Саратовского окружного суда по Царицынскому участку.

Но 9.V оказалось, что доселе были только цветочки. Именно в этот день о. Илиодор устроил на площади перед монастырем двухчасовое патриотическое торжество, сопровождавшееся игрой военного оркестра. А затем, после вечернего богослужения, неутомимый иеромонах провел очередную религиозно-патриотическую беседу. Сразу затмив две предыдущие, она произвела в Царицыне эффект разорвавшейся бомбы.

Отправной точкой стал церковный календарь, в котором это воскресенье именовалось Неделей о расслабленном. О. Илиодор уподобил евангельского расслабленного, о котором некому было позаботиться, русскому народу, брошенному своими передовыми людьми на произвол судьбы. «Все забыли и покинули тебя, и один ты ведешь борьбу с сатаной, его учителями и слугами».

Далее о. Илиодор поочередно нападал на административную власть, городское самоуправление, купечество, интеллигенцию и студенчество, перечисляя прегрешения каждой группы.

Администраторы «всячески стараются услужить земному Царю, выслужиться перед ним, а о Небесном Царе — Боге они словно забыли. Они даже скинули с своей шеи кресты, данные им церковью при крещении, и забыли думать о своей душе».

Городская дума строит увеселительные заведения вместо храмов и больниц. Гласные не могут достроить Александро-Невский собор вот уже пятнадцать лет и средства на него выделили только тогда, «когда их ударила по шее толстая палка, имя которой губернаторская власть». О. Илиодор напомнил о пренебрежительном отношении городской думы к его монастырю, дошедшем до обвинения в самовольном захвате участка городской земли. Подобные поступки проповедник определил как «духовное хулиганство», а гласных назвал «хулиганами», «сознательными негодяями или невеждами, не знающими истории» о пользе монастырей.

Но главный гвоздь проповеди касался купечества. Если все прочие группы подверглись огульному обличению, то купцы перечислялись поименно.

«Вот богач Репников. Он построил церковь. И что же? Он заставляет священника, дьякона и псаломщика отдавать ему отчет во всем, что делается в храме. Он старается контролировать каждый шаг причта и думает, что это его дело. Не хочет ли Репников одеться в архиерейские облачения и служить в алтаре, воскуряя кадильником перед иконами? …

Купец Максимов имеет три лесопилки, у него работает множество рабочих. Сколько бы пользы оказал он им, если бы знал их и хоть сколько-нибудь уважал их. И что же? Посмотрите — нигде так не процветает пьянство, разврат и дебоширство, как среди максимовских рабочих».

К слову о. Илиодор коснулся и супруги Максимова. Дело в том, что молодой лесопромышленник, обязанный своим состоянием исключительно полученному от дяди наследству, легкомысленный кутила, был женат на бывшей