Волхв буркнул:

— А неужто нравится тебе?

Томас оскорбился, наежился.

— Это мой бог!

— А ты послушай, что они поют.

Отсюда было слышно плохо, но хор пел великолепно. Чистыежалобные голоса вознеслись под сводами, и толпа подхватывала припев:

— Господи помилуй!.. Господи, помилуй!

Томас ощутил что-то не то, но слова были привычные, незадевали сознание. Ощутил затем раздражение. Калика слишком вслушивается вовсе, всматривается. Конечно, если вслушаться, то слова гадкие. Недостойныеблагородного рыцаря. Для простолюдинов еще кое-как, да и то не для всех.Свободным йоменам тоже просить милости у кого-либо недостойно. Даже у Бога.Богу тоже не нужны неумехи... Впрочем, в святом писании что-то сказано по этомуповоду. Мол, как раз такие и угодны. Неисповедимы пути Господни!

— Не знаю, — сказал он раздраженно. — Яникогда не просил милости. Ни у людей, ни у... тех, кто выше.

— Гордый, значит, — сказал каликапонимающе. — А это смертельный грех в глазах вашего хозяина. Гордый рабопасен.

— Я не раб... — начал Томас угрожающе, но осекся.Хор в этот момент как раз запел: «Спаси раба своего». Калика ехидно улыбался.Томас исповедовал правило: «На бога надейся, а к берегу греби».

Огрин повернул к ним озабоченное лицо:

— Что-то случилось?

— Да, — отрубил Томас. — Надо спешить, а мытут хвалы Господу слушаем! Делами надо доказывать, делами! А не льстивымиязыками.

Он резко повернулся и вышел. Когда из ворот показалисьошеломленный Огрин и хитрый Олег с недоумевающей Ярой, он уже был в седле.

Сердце Томаса трепетало от счастья, ибо дорога выбежала назнакомый холм. Дядя смотрел с нежностью, но разговором занимал калика.Почему-то волхв старой веры очень заинтересовался увлечением сэра Эдвина.

— Не библиофил, — донесся голос дядя, — ябиблиотаф...

Люди Огрина придерживали коней. С холма видно замокМальтонов, если дорога свободна, можно вернуться сразу. У старого Мальтона ибез того хлопот полон рот, не до гостей.

У Томаса вырвался крик. Он въехал первым на вершину холма,дальше расстилалась равнина. А еще дальше, на вершине высокого круглого холма,стоял огромный замок рода Мальтонов. Утреннее солнце освещало стены, башни,крышу из красной черепицы. Ярко блестело металлическое кольцо на воротах.

Он был все еще огромен и величествен, этот замок Мальтонов,но Томас не думал даже, что за такой короткий срок придет в такое запустение.Словно тяжкая болезнь посетила владения гордых рыцарей. Даже стены, казалось,осели и постарели, а камни из серых стали седыми, дряхлыми.

Но хуже того, на дороге перед замком стояли три шатра,ворота были закрыты, подъемный мост поднят, а перед самими створками лежалотрое в лужах крови. Со стены сыпался град камней и стрел, отгонял смельчаков,пытавшихся вынести убитых.

— Дядя! — вскричал Томас отчаянным голосом. —Что стряслось, дядя?

На холм въехал сэр Эдвин. Лицо вытянулось, он выругался:

— Негодяи!.. Как-то дознались, что я уеду,воспользовались случаем. Я не великий воин, но рука моя все еще способнадержать меч... Томас, это Герман и Бодман, братья Мангольда. Они попыталисьзахватить замок врасплох, явно ночью. Но МакОгон...

— Старый МакОгон еще жив? — воскликнул Томас.

Сэр Эдвин взглянул на племянника искоса:

— Он еще не так стар, как тебе кажется. И в состояниипредусмотреть многие козни врага. Как видишь, не дал захватить врасплох! Аосаду взбешенным братьям с такими силами вести не по зубам.

Томас заскрипел зубами, выхватил меч. Он был страшен, каквоскресший древний бог войны, которому поклонялись англы-язычники.

— Смерть! — прохрипел он. — Никого не щадить!

Земля загрохотала под копытами, а вскоре добавился грохотдесятка конников. Все в едином порыве неслись на дерзнувших осаждать замоксреди белого дня, в полной уверенности, что все здесь принадлежит только им..

До замка было еще далеко, но отдохнувшие за ночь конинеслись с холма, а потом по равнине резво, тяжело задышали не скоро, но со стених уже заметили, засуетились.

Из шатров начали выбегать сверкающие доспехами рыцари, когдатяжелая конница обрушилась на них. Томас рубил быстро и страшно, словно в рукебыл не двуручный рыцарский меч, а легкая сарацинская сабля. Олег и сэр Эдвиннеслись, как два демона смерти, справа и слева за ними оставались толькоповерженные, опрокинутые, распростертые, оглушенные.

Они домчались до рва, развернулись и понеслись снова,рассыпая страшные удары во все стороны. Подъемный мост начал опускаться. Цепискрипели, подрагивали, мост опускался рывками. На воротах были следы ударов,выжженные пятна, а в стенах каменные глыбы кое-где выщербились. Тяжелые створкипоползли в стороны, и из ворот выметнулись всадники с копьями, а следомвыбежали пешие с топорами и дротиками. Во главе несся громадный рыцарь снепокрытой головой, длинные седые волосы развевались, как крылья. В еговскинутой руке был окровавленный меч. Воин был страшен, лют, полон зверинойсилы.

— Руби! — ревел он. — Пленных не брать!

Калика крикнул Томасу с упреком:

— Вот у кого ты научился такой немягкости!

Сражение было жестоким, но коротким. Кто и пытался драться,того раздавили с двух сторон. Томас и МакОгон мгновение смотрели друг на другачерез горы трупов, затем Томас бросился к седому воину в объятия.

— Наставник!

Они обнимались, но Томас ощущал напряжение в МакОгоне и несразу вспомнил рассказы рыцарей о нем, Томасе Мальтоне, который с каждым боемстановится все страшнее, а лик его бывает так ужасен, что способен перепугатьдаже зеркало. И после боя еще долго остается ужасным. Томас не раз хотелвзглянуть на себя, но откуда взяться зеркалу на поле боя, разве что теперьможно спросить у Яры, раз она не расстается с гребешком...

Наконец МакОгон чуть отстранился.

— Я слышал, что ты высадился на берег. А раз так, тоударишь сразу, даже если будешь один и без меча. Потому я посадил на конейвсех, у кого были, а пешим велел стоять у ворот с топорами наготове. Каквидишь, получилось! А кто эти доблестные...

Взгляд его упал на Яру, он поперхнулся, глаза выпучились,как у совы. Томас хмуро улыбнулся. В Британии не привыкли видеть женщину вседле да еще с саблей в руке и луком за плечами.

Яра мило улыбнулась МакОгону и сказала раздельно:

— Меня зовут Яра, я приехала из далекой Руси. Меняздесь никто не знает. Здесь я ненадолго, скоро отправлюсь обратно.

МакОгон медленно поклонился. Томасу показалось, что ониобменялись долгими многозначительными взглядами. Похоже, старый воин что-топонял в женщине-воине, и между ними установилось какое-то взаимопонимание.