Я специально сказал об этом Филу. Он спросил меня, повлияет ли его возвращение на мое решение вернуться в команду. “Нет, – ответил я. – Мне нравится играть за твою команду”. Как личности мы никогда особо не ладили. Но я считал его абсолютно превосходным тренером и многому у него научился».

Похоже, ему никто не поверил. На следующий день газеты пестрели колонками, в которых описывались его манипуляции с командой.

«Это одна из тех вещей, которые так сильно расстраивали меня, – вспоминал Аданде в 2015 году. – В начале 2000-х годов мы сообщали о вражде между Шаком и Коби, и люди говорили: “О, это раздуто. Вы, ребята, слишком многое делаете из этого”. Но да, там были серьезные разногласия. Это привело к распаду франшизы, потому что они больше не могли сосуществовать друг с другом. Оба их эго действительно нельзя было больше сдерживать в одной раздевалке. Так что я все еще думаю, что им под силу было выиграть еще как минимум один титул».

Только много позже, когда он, оглядываясь назад, наконец осознал свой просчет, это «потерянное кольцо» успокоилось в сознании Брайанта, а вместе с ним и то его заявление: «Я был идиотом».

Глава 25: Ущерб

Последовавший за этим удар вскоре самым тяжелым образом поразил двадцатишестилетнего Коби Брайанта. Продажи маек с его именем, всего несколько месяцев назад одних из самых популярных в НБА, резко выпали из первой полусотни, и его присутствие в индустрии кроссовок исчезло. Голоса на звание «Самого ценного игрока», которые постоянно накапливались на протяжении его карьеры? К концу весьма напряженного сезона 2004/05 он не заработал ни одного голоса. Повторяю, ни одного голоса за звание МВП.

Все это казалось просто пустяком по сравнению с грядущими личными потерями.

Специалист по экипировке «Лейкерс» Руди Гарсидуэнас вспоминал, как больно было просто смотреть, как Брайант борется с тем ущербом, который он сам себе нанес.

«Дно пробивалось буквально везде», – вспоминал Гарсидуэнас.

Но даже в этом случае Брайанту повезло. Его богатство купило ему спасательный круг к свободе. Уголовное дело против него в августе 2004 года изменилось стремительно и драматично, когда в открытом судебном заседании во время предварительного слушания выяснилось, что нижнее белье обвинителя содержало ДНК трех сексуальных партнеров.

Это был странный, неожиданный вывод для постоянно путешествующей между играми и слушаниями Шелли Смит. Она была одной из немногих репортеров, пытавшихся освещать Коби как на площадке, так и в зале суда.

«Мы прошли через все погодные условия, которые только можно себе представить, – сказала она о своих днях ожидания перед зданием суда. – Мы смотрели, как он входит, и видели, как он выходит. Я была в зале суда и пыталась наблюдать за ним. Он всегда был из тех парней, которые любят корчить рожицы и все такое. Но он по-настоящему никогда не делал ничего подобного во время суда. Он был совсем безэмоциональным. Он спустил своих адвокатов делать всю работу, и они действительно сформировали большое сомнение по поводу обвинителя, ее репутации, и что у нее были за мотивы, и тот факт, что у нее был секс в тот же день, но ранее, и тот факт, что на ее трусиках была обнаружена сперма трех разных лиц».

Смит также наблюдала, как обвинитель и ее семья приходили и уходили в течение всего испытания. «Они тоже были очень стойкими, – сказала она. – Я хотела поговорить с ними. Мы знали, кто они и где живут, и всячески старались разговорить их. Они не стали этого делать. Игл – очень маленький город, и все друг друга знают. Это рабочий городок прямо за Вейлом. Ты работаешь в Вейле, живешь в Игле, такие вот дела.

«Кажется, за все время пребывания в Игле я ни разу не встретилась с ним взглядом, – сказала Смит. – Он почти не разговаривал ни до, ни после игр. У меня не было с ним особых отношений, а потом, когда дело было закрыто, все пошло к черту».

Уголовный процесс должен был начаться в сентябре, но вскоре было объявлено, что обвинитель не будет давать показаний и что она подает гражданский иск против Брайанта. Обсуждение, по-видимому, началось с требования, чтобы Брайант немедленно принес извинения, что он и сделал, сказав, что сожалеет о любом вреде, который она понесла из-за его поведения.

В начале сентября уголовные обвинения были сняты. «Он увернулся от огромной пули, – заметил Скуп Джексон. – Он избежал одной из самых серьезных ситуаций, которые я видел в истории спортивных скандалов».

Оглядываясь назад, Скуп Джексон предположил, что вся эта печальная история была вызвана одиночеством Брайанта. Возможно, только один хороший, настоящий друг мог бы помочь ему, мог бы сказать ему: «Только не с портье. Ладно тебе, мужик, – предложил Джексон. – Но рядом с ним не было такого парня. У него не было никого, кто говорил бы: “Чувак, ты не можешь делать эту хрень таким образом”».

В то время Джексон не разговаривал с Брайантом, но вскоре после этого он обратился к Коби за рассказом о том, каково это, когда у тебя отнимают баскетбол.

«Боюсь, что это все, что у тебя есть», – сказал ему Джексон.

«Я много думал об этом», – признался Брайант.

«Именно тогда я заметил, что он вычеркивает людей из своей жизни, особенно тех, кто работает в медиапространстве, – вспоминал Джексон. – Он был совершенно в другой зоне, совсем иной парень».

Рик Бучер заметил то же самое. Журналист вспомнил, как заскочил в гостиничный номер Брайанта перед играми и просто тусовался там, смотрел баскетбол, непринужденно болтал. После Колорадо такие моменты канули в прошлое, сказал Бучер. До этого Брайант пользовался паролем, разрешая авторизованным абонентам доступ к его гостиничной телефонной линии. После Колорадо Бучер обнаружил, что даже у телохранителей Брайанта теперь есть условные имена. Он должен был сначала связаться с ними в надежде пробиться к Брайанту.

«Одному парню пришлось проводить меня до его номера, – вспоминал Бучер, добавляя, что два охранника стояли в номере Брайанта все время, пока они разговаривали. – Мы разговаривали где-то минут двадцать. Он сидел на диване. Я сел напротив него, и между нами было как будто высокое напряжение. Ты просто чувствовал, что он был на грани. Я знал, что это не имеет никакого отношения лично ко мне, но чувствовал, что он был таким со всеми. Он держал всех на расстоянии вытянутой руки. Было трудно дотянуться до него, было трудно с ним говорить. Трудно было узнать его мнение или мысли о чем-либо.