Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первая культурная революция воспитала молодое, пролетарское поколение радикальных коммунистов, объявивших войну буржуазной интеллигенции и бюрократам, проникшим на партийные и государственные посты. Это было партийное движение снизу. В ответ Сталин начал лавировать, поощряя одних и сдерживая других (Fitzpatrick, 1978). Но бесконечно важнее была форсированная индустриализация — первая пятилетка 1928 г., сталинский План А. Этот план не предусматривал массового уничтожения, но он обрушил тяжелейшие репрессии на враждебные социальные группы. Капиталистическая собственность, в том числе и собственность мелкой торгово-предпринимательской буржуазии, были экспроприированы. Класс имущих был объявлен «тунеядческим», «чуждым», «деклассированным», «ушедшим в прошлое». Часть репрессированных была уничтожена, большая часть выслана на север и восток, но основная масса стала «лишенцами», людьми, лишенными гражданских прав. В худшем варианте их лишали продовольственных карточек, выселяли из квартир, что грозило нищетой и голодом. Но основной проблемой оставалось крестьянство, чуждое идеям большевизма и практически неподконтрольное государству. Форсированная индустриализация могла опираться только на излишки товарного зерна в соответствии с марксистской экономической теорией XX века. Крестьяне должны были продавать хлеб по заниженным ценам (чтобы было чем прокормить рабочих) и своим трудом оплачивать импорт потребительских товаров и технологий. Неудивительно, что российское крестьянство не приняло этой политики. Вначале они припрятывали излишки хлеба в надежде поднять цены. Ответ большевиков был предсказуемо жестоким — партия никогда не жаловала крестьянство. Большевики объявили классовую войну кулачеству, так Ленин называл и богатых земельных собственников, и крестьян-середняков. Это понятие никак не соответствовало реальному положению дел в деревне. Богатых крестьян-кулаков оставалось немного. На самом деле практически вся крестьянская масса, а не только состоятельные кулаки, находилась в открытой оппозиции режиму. Партия была лишена социальной опоры в деревне и не могла подавить сопротивление через институциональные механизмы. После некоторых колебаний большевики вернулись к репрессивной политике на селе, проводниками которой стали ЧК, партийные комиссары и беднейшее крестьянство. Это привело к серии крестьянских восстаний, тысячам террористических актов, убийству секретарей местных коммунистических ячеек. Русские мужики занимались тайным саботажем, женщины-крестьянки выступали с открытыми протестами. Сопротивление было локальным и раздробленным и не смогло превратиться в открытое вооруженное противостояние, крестьянскую войну. Оно было обречено на поражение, так и не добившись уступок от центральной власти (Viola, 1996).
Большевистский режим, обладая куда более мощными политическими и военным ресурсами, отказался от какого-либо компромисса с деревней. Это была классовая вариация моего тезиса 4б. В начале 1930-х гг. начал осуществляться радикальный План Б — коллективизация сельского хозяйства (Fitzpatrick, 1994: гл. 2). Прибавочный продукт можно было просто отобрать, разрушив крестьянское частнособственническое подворье и объединив крестьян в коллективные хозяйства под государственным контролем — колхозы. Теория классовой борьбы была модернизирована, чтобы смять оппозицию. Богатые крестьяне, кулаки несли на себе клеймо «кровососов», «мироедов», «хищников», «паразитов», «жестоких, беспощадных, алчных эксплуататоров». Они были «гнидами» и «вурдалаками», сосущими кровь из русского крестьянства. Крестьяне-середняки считались «колеблющимися», их следовало твердой рукой наставить на путь истинный. И даже бедных крестьян порой называли подкулачниками, что свидетельствует о том, насколько большевики «инфантилизировали» крестьянскую массу (Viola, 1996: 29–36).
Коллективизация должна была охватить всех крестьян. Частная собственность на землю была упразднена[74], сельская община уничтожена. Но поскольку сознательных крестьянских активистов было крайне мало, колхозы могли ускользнуть из-под надежного контроля. Чтобы избежать этого, на помощь коллективизации в село были брошены передовые «рабочие бригады» и органы ОГПУ. Форсированная индустриализация (План А) перетекла в План Б — выборочные полицейские репрессии, вначале направленные лишь на подрыв влияния кулачества. Но сопротивление продолжалось, и это вынудило Сталина провозгласить в декабре 1929 г. политику ликвидации кулачества как класса (в этом контексте термин «ликвидация» является экономическим и не означает физического уничтожения). План Б перерос в План В — насильственные полицейские депортации. Бедняки и середняки были объединены в колхозы, кулаков выслали куда подальше. Наиболее враждебных единоличников следовало казнить или отправлять в исправительные лагеря. Их семьи депортировались в самые отдаленные районы страны. Таковых оказалось 60 тысяч. Еще 150 тысяч полусередняцких-полукулаческих хозяйств представляли потенциальную угрозу и высылались пусть и не так далеко, но на голую, бесплодную целину. Кроме того, нужно было раскулачить еще 600 тысяч крестьянских семей и обустроить их в той же губернии, хотя и не обязательно в той же волости или селе. Итак, процесс коллективизации представлял собой последовательную эскалацию насилия, революционный проект, навязанный верхами, которому отчаянно сопротивлялись низы. Светлая идея коллективного труда так захватила умы партийных активистов, что они резко взвинтили темпы коллективизации, соответственно с чем возрос и уровень насилия, вплоть до погромов и «диких» депортаций