преследования, аресты, возможно, были бы и смертные приговоры. Трудно представить себе Восточную и Центральную Европу того периода без этнических чисток пусть даже и самыми ненасильственными способами. Это был общий тренд в Европе на протяжении XX столетия. Половина континента сдвигалась в сторону, противоположную политической толерантности. Либералы и социал-демократы были разгромлены — вдвойне печально, потому что именно они стояли плотиной на пути органического национализма и антисемитизма.

Но какой альтернативный сценарий ожидал евреев? Даже и без нацистов никуда бы не делась многовековая традиция считать евреев врагами современного национального государства. Именно евреи создали сионизм, мечтали о собственном государстве в Палестине, и это государство осуществилось в его самой органической и репрессивной форме. Антисемитизм был стойким трендом, и он усиливался всякий раз, когда общество сотрясали политические и экономические кризисы. Врагами неизменно становились евреи, а защитой от них — органический национализм. Либералы не смогли бы справиться полностью с такими вспышками антисемитизма, но они могли бы обладать большим влиянием в Европе, если бы нацизм не покорил Германию. У консерваторов было больше возможностей вывести евреев из-под прямого удара путем компромисса с популистским национализмом на уровне экономической и гражданской дискриминации, но без массовых убийств.

Несомненным является одно: без Гитлера и его «жидобольшевистских» фобий, без структурированного нацистского движения, без военной мощи Германии никакого геноцида не было бы. Трудно представить себе любую из группировок, описанных в этой главе, будь то итальянские чернорубашечники или усташи, способной на проведение целенаправленного геноцида. Они сражались с ветряными мельницами, считая их чудовищами. Они обращались к насилию, террору, убийствам, но их изначальной целью было выдавливание евреев и других чужаков за пределы страны — вынужденная эмиграция. Сломленные под таким давлением, многие бы уехали, куда глаза глядят, как это бывало с евреями в Российской империи или происходит с балканскими мусульманами с 80-х гг. XIX века и по сей день. Консерваторы могли бы провести демаркацию между «своими» и «чужими» евреями. Прагматичные политики никогда не стремились к разрыву экономических связей и массовому исходу из страны трудолюбивых евреев. Современники могли бы стать свидетелями таких неприятных картин, как массовые депортации неимущих евреев и их насильственное возвращение в страну, корабли-галоши, на которые их грузят, зловонные лагеря беженцев. Мы знаем, как живут беженцы, эта судьба могла бы постичь и европейских евреев. Это был бы горестный сценарий, но он бесконечно далек от «окончательного решения».

Итак, геноцид везде и повсюду был порождением органического национализма, подчиненного воле государства. Мы знаем, что это за государство — это нацистская Германия. Немцы и славяне, сербы и хорваты могли с такой беспощадностью убивать друг друга только в XX столетии. Последняя трагедия евреев — это трагедия Современности: они стали главной жертвой формирующегося органического национального государства. Пусть и не до конца «окончательное решение» укладывается в мой тезис 1: это была темная сторона демократизирующегося государства-нации.

ГЛАВА 11

Чистки в коммунистическом мире: Сталин, Мао, Пол Пот

ВВЕДЕНИЕ: РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ-МАРКСИСТЫ

В массовых насилиях XX столетия проявили себя и коммунистические режимы. Кто-то называет это геноцидом, но я с этим не согласен. В этой главе мы обсудим три страны, понесшие огромные человеческие потери: сталинский СССР, маоистский Китай и полпотовскую Камбоджу. Они принадлежали к социалистическому лагерю и исповедовали марксистскую теорию исторического развития. Эти страны прошли через схожие кровавые чистки разных масштабов. Более поздние режимы брали за образец «старшего брата», достигая тех же побед и терпя те же поражения. Красные кхмеры приняли за точку отсчета общественное устройство Китая и Советского Союза (также Вьетнама и Северной Кореи), сам Китай считал эталоном СССР. Перед ними стояла одна и та же фундаментальная задача: революционизировать аграрную страну и сделать ее современным индустриальным государством. Камбоджа была более аграрной, чем Китай. Китай, в свою очередь, был более аграрным, чем Советский Союз. Разница между ними лежала в двух измерениях: степени технологической отсталости и историческом времени.

Объекты нашего интереса отличаются от всего того, что мы обсуждали ранее. Государственная политика этих стран, за редкими исключениями, не была направлена против этнических групп, поэтому та терминология, которой мы пользовались до сих пор, не вполне релевантна. О геноциде тут не идет и речи, коммунисты никогда не ставили перед собою цель истребления целых народов. Врагов определяли по классовому признаку, а не по этническому. Для коммунистов понятие народовластия было замещено понятием пролетарская власть, а еще точнее — властью партии — авангарда пролетариата. Революционеры возглавили государство, когда обветшавшие режимы, ослабленные войной, рухнули и пришедшие им на смену коммунисты получили кредит народного доверия в качестве защитников страны от иностранных агрессоров. Пролетарская партия стала партией всей нации, внутренние классовые враги стали считаться предателями народа, марионетками международного империализма. Классовая идея подчинила себе идею этнонационализма — фактически это инверсия моего тезиса 2.

Революционные партии были вооружены новой идеологией. Теория марксизма давала им (во всяком случае, они в это верили) научное знание исторических процессов и ключ к фундаментальной трансформации всего общества. Во главе угла лежали экономические и политические преобразования, создание общества всеобщего изобилия, более демократического, чем то, которое предлагала либеральная демократия. Новая идеология и экономическая теория провозгласили рабочих хозяевами средств производства — материального базиса пролетарской демократии. Страна была устремлена в будущее, чему явно противоречило настоящее: отсталая промышленность и сельское хозяйство, равно как и диктатура партии, сменившая монархическую автократию. Но диктатура пролетариата, осуществляемая передовой партией, рассматривалась лишь как временный, переходный этап, что внушало искренние надежды на демократизацию общества в будущем и могло примирить народ с текущей реальностью. Вначале социальному органицизму противодействовал принцип внутрипартийной демократии, но вскоре он выродился в диктатуру партии, а потом и в личную диктатуру над партией. Движущей силой созданной ценностной системы (по Максу Веберу) стали акторы ценностно-рационального действия, ставящие свои цели превыше всего остального, готовые пожертвовать инструментальной рациональностью во имя будущего и во имя партии, знающей, как добиться этих целей. Такая идеология требовала очищения партии изнутри, превращения ее членов в нового социалистического человека и насильственного подавления классовых врагов. Ранние марксисты считали, что после краткой вспышки революционного насилия эксплуататорские классы будут разгромлены и ассимилированы в социалистическом обществе. Русские большевики пошли другим путем. Основываясь на их опыте, китайские коммунисты и красные кхмеры приступили к революционным преобразованиям без радужных надежд на их скорое исполнение. Оба государства наращивали военную силу. В России большевики без труда захватили власть, но за этим последовала жестокая гражданская война. В случае Китая и Камбоджи власть пришлось завоевывать