— Отлично, — рассеянно отозвалась Луиза, наблюдая заДорренсом, переходившим ручей по удобным плоским камням. Старик шагал, раскинувруки в стороны, словно самый древний акробат в мире. Когда он добрался допротивоположного берега, позади них послышался громкий выдох, отдаленнонапоминающий взрыв. «Это емкости с топливом», — подумал Ральф. Дор стоял надругом берегу, обратив к ним лицо, застывшее в безмятежной улыбке Будды. Наэтот раз Ральф поднялся на другой уровень без какого-либо осознанного желания ибез ощущения внутреннего щелчка. Краски ворвались в день, но он почти необратил на них внимания; все его мысли сконцентрировались на Дорренсе, он дажезабыл, что нужно дышать.

За последний месяц Ральф выдел ауры множества цветов и оттенков,но ни одна из них и близко не напоминала великолепный «конверт», окружавшийстарика, охарактеризованного Доном Визи как «чертовски отличный, но…».

Создавалось впечатление, что ауру Дорренса отфильтровалисквозь призму… Или радугу. От него дугами исходил свет: голубой, малиновый,красный, розовый, кремовый, желто-белый оттенок спелого банана.

Ральф почувствовал, как рука Луизы сжала его локоть.

— Боже, Ральф, ты видишь? Видишь, как он прекрасен?!

—Да?

— Кто он? Человеческое ли он существо?

— Не знаю…

— Прекратите оба. Спуститесь вниз.

Дорренс по-прежнему улыбался, но голос, раздавшийся внутриего головы, был волевым, не терпящим возражений. И прежде, чем Ральф успелосознанно опуститься, он вновь почувствовал щелчок. Краски и возвышенныекачества звуков немедленно ускользнули прочь.

— Теперь не время для этого, — сказал Дор. — Уже и такполдень.

— Полдень? — удивилась Луиза. — Не может быть! Мы приехали вХай-Ридж около девяти, а с тех пор прошло не больше получаса!

— Когда ты на подъеме, время бежит быстрее, — сказал старинаДор.

Слова его звучали торжественно, величественно, но в глазахмелькали искорки юмора. — Спросите любого, кто пьет пиво и слушает музыку всубботний вечер.

Так что поторапливайтесь! Время уходит! Перебирайтесь черезручей! Луиза пошла первой, осторожно переступая с камня на камень, раскинувруки в стороны для сохранения равновесия. Ральф последовал за ней, протянувруки к ней, готовый в любой момент поддержать женщину, но именно он чуть не свалилсяв воду. Ему удалось избежать этого ценой мокрых по щиколотку брюк, и при этомРальфу показалось, что где-то в глубине его мозга прозвучал веселый смехКэролайн.

— Объясни нам хоть что-нибудь, Дор, — попросил Ральф, когдаони перешли ручей. — Мы в полной растерянности. — «И не только умственно илидуховно», — подумал он. Ральф никогда не был в этих лесах. Что будет, еслитропинка исчезнет или старина Дор оставит их?

— Хорошо, — сразу откликнулся Дорренс. — Одно я могу сказатьнаверняка.

— Что?

— Это самые лучшие стихи, когда-либо написанные РобертомКрили, — сказал Дорренс, поднимая книжку «О любви», и, прежде чем они успелиответить, старик отвернулся и пошел по тропинке, ведущей через лес на запад.

Ральф взглянул на Луизу. Та не менее растерянно посмотрелана него. — Пойдем, приятель, — сказала она. — Лучше не терять его из вида. Яоставила хлебные крошки дома.

5

Они поднялись на следующий холм, с вершины которого Ральфувидел, что тропинка, по которой они шли, обрывается у поросшего травойкарьера. Возле въезда в карьер стояла машина — великолепный «форд» последнеймодели, который Ральф сразу же узнал. Когда распахнулась дверца и из машинывыбрался водитель, все сразу стало на свои места. Конечно, он знал эту машину,он видел ее во вторник вечером из окна дома Луизы. Тогда машина застыла посредиГаррис-авеню, а водитель стоял на коленях в свете фар… Перед умирающей собакой,которую он сбил. Джо Уайзер, заслышав их приближение, посмотрел вверх иприветственно помахал рукой.

1

— Он попросил меня подвезти вас, — пояснил Уайзер, аккуратноразвернув машину.

— Куда? — поинтересовалась Луиза. Она сидела рядом сДорренсом на заднем сиденье. Ральф устроился на переднем рядом с Джо Уайзером,выглядевшим так, словно он не вполне понимает, кто он и где находится.

Ральф поднялся вверх — совсем чуть-чуть, — пожимая рукуфармацевту, желая посмотреть на ауру Уайзера. И сама аура, и «веревочка» былина месте и выглядели абсолютно здоровыми… Но яркий желто-оранжевый цветпоказался Ральфу несколько приглушенным. Ральф подумал, что это, скорее всего,результат воздействия Дорренса.

— Отличный вопрос. — Уайзер смущенно хохотнул. — Но я,честное слово, не имею об этом ни малейшего представления. Сегодня — самыйстранный день в моей жизни, вне всяких сомнений.

Лесная дорога влилась в гудронированное шоссе. Уайзерпритормозил, посмотрел по сторонам, затем повернул налево. Они проехалиуказатель на шоссе N95, и Ральф сделал вывод, что сразу же после въезда наглавную магистраль Уайзер повернет на север. Теперь он знал, где именно онинаходятся — в двух милях южнее шоссе N33. Отсюда менее чем за полчаса можнодобраться до Дерри, и Ральф не сомневался, что именно туда они и направляются.

Неожиданно он рассмеялся:

— Так вот мы где. Трое счастливых людей, совершающих дневнуюпрогулку.

Нет, нас четверо. Приветствую вас в чудесной странегиперреальности, Джо. Джо посмотрел на него, затем улыбнулся:

— Ах, так вот что это такое? — И, не дав Луизе или Ральфушанса ответить, добавил: — Кажется, именно так.

— Ты прочитал стихотворение? — спросил Дорренс. — Котороеначинается строкой: «Я тороплю себя ежесекундно, ежечасно — успеть бы всесвершить, что предначертано судьбой»?

Ральф, обернувшись, увидел, что Дорренс по-прежнемубезмятежно улыбается.

— Да. Послушай, Дор…

— Разве это не шедевр? Отличное стихотворение. Стивен Добинснапоминает мне Гарта Крейна, но без излишней претенциозности. Только, можетбыть, его зовут Стивен Крейн, хотя вряд ли. Конечно, здесь отсутствуетмелодичность Дилана Томаса, но разве это плохо? Современная поэзия не музыка,она о нерве — о том, кто обладает этим качеством, а кто нет.

— О Боже, — вздохнула Луиза, закатывая глаза.

— Возможно, если мы поднимемся на несколько уровней, он ирасскажет все необходимое, — сказал Ральф, — но ты ведь не хочешь этого, Дор?Потому что когда ты на подъеме, время летит быстрее.