в этом мире способно по-настоящему испугать.

– Меня ничего не беспокоит, отец. Тебе кажется, – не поднимая глаз, ответил юный тигр, сделав в угоду отцу свой голос поярче.

– Мне редко когда что-то кажется. Пусть я уже не молод, но сердце моё ещё далеко видит. Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы отличить, в хорошем ты расположении духа или в дурном. И сейчас моего сына явно терзают думы, осталось лишь выяснить – какие.

– Ты за этим меня вызвал, отец? – с пробуждающейся сердитостью спросил Алатар.

– Нет. Причину, почему ты здесь, я уже озвучивал. Ответь мне: может быть, вы поссорились с Санджаной?

Алатар покачал головой: нет, не поссорились.

– Может быть, ты не хочешь присутствовать на церемонии?

Впервые за весь разговор сын поднял глаза на отца.

Порой ветер врывался в зал, трепля тигриный мех, а иногда задувал прямо в обсидиановые трубы. И каждый новый гость, попадая в тронный зал, замирал в недоумении от рождающейся из ниоткуда урчащей мелодии, напоминающей смесь китовых напевов с кошачьим мурлыканьем, и старался как можно скорее, первым, найти её источник. Но сейчас эта музыка ничего не задевала в сердце юного тигра.

– Ладно, пошли, покажу, что я приготовил для тебя: может быть, это тебя приободрит. Ну же, пошли!

Король зашёл за престол, бросив на сына нетерпеливый взгляд. Алатар с неохотой двинулся за ним. А за престолом притаился ларец, тоже выточенный из обсидиана. Положив лапу на крышку, король посмотрел на принца: он такой же понурый, каким и был, и даже поджидающий его сюрприз не в силах был что-либо переменить в юной, страдающей без причины душе. Ларец открылся, и из него ударило золотое свечение – внутри переливались начищенные до блеска доспехи королевской стражи.

– Ну, как тебе? – похлопал по плечу Алатара отец. – Давай-ка примерим их – мне не терпится увидеть, как они будут смотреться на моём сыне!

Отец нежно потёрся своим лбом о лоб сына, лизнул в нос и закрыл глаза: доспехи выскочили из сундука и заковали в себя юного воина, легко приподняв его в воздух, как пёрышко. Алатар мягко опустился на лапы и взглянул в своё отражение в натёртом зеркальном полу – на морде юного тигра промелькнула если не радость, то облегчение.

– Ты только глянь: сидят как влитые! Любой мальчишка в деревне душу бы отдал за эти доспехи и не снимал бы их ни под каким предлогом, в постель бы с ними ложился! Вскоре, надеюсь, всё наше воинство обзаведётся такими же доспехами, но у тебя – у тебя они первые, можно сказать, единственные в своём роде. Чего же в них такого особенного, спросишь ты? Ну так слушай: твои доспехи, словно сосудами, все овиты трубочками – часть из них наполнена живой водой, другая часть – мёртвой. Ранят тебя ненароком в бою, и все твои раны затянутся без всяких лекарей, сами собой. Есть ещё в доспехах один секрет… Даже два, но их ты откроешь самостоятельно. Ты у меня умный малый, мой единственный сын, так что одно тебе будет пожелание от меня – береги себя.

Доспехи украшали Алатара, подчёркивали его внушительность и мощь. Принц вновь опустил взгляд на белый ледяной пол, словно вырезанный из сердцевины полной луны, словно пролитое молоко, – скользкий, как каток. И принцу вдруг вспомнилось: он, тигрёнок, разбежавшись, плюхается на хвост и прокатывается по полу прямиком к лапам хохочущего на троне отца. И чем дальше удавалось проехать, тем громче раздавался смех отца и сына. И это были минуты, когда король не был занят важными делами, – самые ценные минуты в жизни тигрёнка Алатара.

– Да, такой подарок мне по душе, – Алатар поклонился. – Благодарю тебя, отец. Надеюсь, он сослужит мне хорошую службу.

– Я же верю, что служба эта тебе никогда не пригодится.

Алым светом обрушились мраморные колонны, будто прах, развеялся король, а с ним и королевский дворец – одно видение сменилось другим.

Деревня. Дремлющие хижины. Алатар стоит перед Санджаной и смотрит на неё одновременно с мольбой и жаждой, словно не может насмотреться. Его глаза мерцают, как луны, в этой светлой ночи, она в синих одеждах, волочащихся по земле.

– Что-то случилось? – спросила у него Санджана, и нежность её голоса взволновалась, как море. Её фиолетовые, как грозы, глаза гадали на лунах Алатара. – Поздно, почему ты не спишь?

– Да вот как-то нет сна, – маялся Алатар. – Меня завтра ждёт ответственный день.

– Ты пришёл, чтобы я тебя поддержала? Скорее, мне стоит тебя усыпить, а то не выспишься и будешь клевать носом на церемонии, – голос Санджаны успокоился. – А я ещё виновата останусь.

– Усыпить? Как это, споёшь мне колыбельную? – бедно улыбнулся Алатар.

– Твой отец предупредил меня, что с тобой происходит что-то неладное. Может, посвятишь меня?

Алатар отвернулся от Санджаны, едва сдерживая слёзы.

– Боюсь я.

– Чего ты боишься? – спросила Санджана, а у самой в глазах – вспышка.

– А просто бояться – мало, чтобы утешить?

– Я всегда тебя утешу. Но я хочу знать, что случилось.

– Я… я не хочу служить в королевской страже отца, – выпалил он и вздохнул.

– Но почему? – даже возмутилась Санджана. – Да кто угодно…

– Я не кто угодно, Санджана! – ответил криком Алатар. – Я всё живу с мыслью взять тебя и уйти в горы. Построить свою хижину, самую незамысловатую. Ловить рыбу в реке. Собирать травы и каждый день приносить к твоим лапам эдельвейсы. И я нашёл идеальное место для нас, только об одном прошу, не сдавай меня отцу. А эти доспехи, которые я нацепил по его же велению, его подарок, – выменяю у кого-нибудь на…

– Алатар, постой… – опешила Санджана. – Какая хижина, какие травы?.. Быть королевским стражем – твой долг. Мы не можем оставить свой народ, мы, бенгардийцы, так не поступаем, это безответственно, это предательство!

– Долг, Санджана, это темница с незапертой дверью, и я сижу в ней только потому, что мне говорят в ней сидеть! Если завтра война, я умру за тебя и за свою семью, за свой народ! Но я не хочу, всем сердцем не желаю быть в королевской страже! Ведь ты, отец, всё племя живёт в мире, и я не вижу мира в огне, ни завтра, ни послезавтра, никогда, тогда почему я должен продолжать сидеть в темнице?

– Случись война, никто не спросит, чего твоё сердце хочет, а чего – нет! – со злой обидой прошипела тигрица.

– «Если» – слово изменчивое, оно – распутье. А при таком раскладе я предпочту выбирать сам… Скажи мне… – обратился Алатар к