Встретившись с Марией, Сесил благочестиво заявлял, что Елизавета «всегда воздерживалась от обнародования таких вещей, которые обвиняют королеву Шотландии в убийстве ее мужа». Сесил не отличался такой же щепетильностью. Судьи, изучавшие «письма из ларца», поклялись хранить тайну, но теперь Сесил заставил их нарушить молчание. Он попросил своего друга Томаса Уилсона, автора знаменитого трактата «Искусство риторики», подготовить к печати досье Бьюкенена, излагавшего версию лордов, в переводе с латыни на имитацию шотландского языка — чтобы создать ложное впечатление, что это было одобрено шотландскими лордами, а не кем-то в Англии[103].

Сигнальный экземпляр вышел в конце ноября или начале декабря 1571 г., и в него Уилсон ловко включил обвинительную, но анонимную «речь» против Марии и переводы «писем из ларца». Сесил остался доволен. Книгу выпустил его «карманный» печатник, Джон Дэй, под длинным, но в высшей степени информативным названием: Расследование деяний Марии, королевы Шотландии, касательно убийства ее мужа, а также ее заговора, супружеской неверности и предполагаемого брака с графом Босуэллом. И в защиту добродетельных лордов, защитников деяний и власти Его Величества короля[104].

Сесил запятнал Марию старыми и не доказанными в суде предположениями, содержащимися в «письмах из ларца». Неверная жена, которая могла замыслить убийство мужа, без колебаний примет участие в заговоре с целью свержения и убийства Елизаветы. Это делало более убедительным обвинение в соучастии в «Английском предприятии». Кроме того, книга вышла незадолго до начала суда над Норфолком, которого обвиняли в государственной измене. Намек заключался в том, что на любого, кто готов взять Марию в жены, падет тень убийства Дарнли.

Тайно публикуя «Расследование», Сесил играл с огнем. Маловероятно, что Дэю было позволено открыто продавать книгу в своей лавке. Елизавета пришла бы в ярость от вмешательства Сесила, если бы могла связать книгу непосредственно с ним. «Расследование» циркулировало в основном среди приближенных Сесила — по крайней мере, вначале. Тон книги характеризует последнее увещевание:

Суть была именно в этом. «Расследование» задавало тон парламенту, который собрался в мае 1572 г., чтобы обсудить «безопасность» Елизаветы. Когда Норфолка признали виновным в измене и приговорили к смерти, Елизавета была расстроена его казнью, но Сесил и его союзники из числа протестантов хотели также смерти Марии. Они добились от парламента предложения поступить с ней так же, как с Норфолком. Их целью было парламентское осуждение, согласно которому Марию признают «виновной» в измене актом парламента без официального судебного следствия, что позволяет избежать исследования доказательств.

В записке, направленной Елизавете накануне заседания парламента, Сесил упрекал ее в «сомнительном обращении с королевой Шотландии». Его вердикт леденил душу. «Хорошая» Мария — мертвая Мария. Елизавета ошибается, толкуя сомнения в пользу кузины. Угроза с ее стороны не уменьшается, а наоборот, усиливается. Все католики поддерживают ее династические претензии — как и те, кто ставит во главу угла права наследства. Мария пользуется поддержкой испанцев и, возможно, Гизов. Ее «партия» считает Марию законной королевой Англии. Все, что ей нужно, — силы и возможности для начала государственного переворота.

Когда собрался парламент, члены внутреннего круга Сесила открыто призывали казнить Марию. Та весна выдалась необычно жаркой, но температура в палате общин была еще выше. Ораторы сменяли друг друга, обвиняя ее и повторяя аргументы друг друга почти слово в слово. Мария, утверждали они, сама лишила себя всех прав. Она больше не королева, а «бывшая королева Шотландии». Она была «королевой, до недавнего времени, но своими теперешними действиями лишила себя права назваться законной королевой». Она была родственницей Елизаветы, но «вела себя не как сестра». «Она стремится лишить короны Ее Величество… [она] не обращает внимания на милости, оказанные ей королевой и посему не заслуживает благорасположения». Она «всего лишь комета, что предвещает низвержение этого государства». «Она не наша королева, не наш помазанный правитель. В Ветхом Завете есть немало примеров предания грешных царей смерти».

«Расследование», распространявшееся Сесилом, сделало свое дело. Марию называли «Иезавелью», «Аталией», «идолопоклонницей» и «самой грешной и нечистой женщиной». Она была «огромным, ужасным драконом». Пока она жива, Елизавете не быть в безопасности. «Она убийца своего мужа, прелюбодейка, нарушитель мира в нашем королевстве, и за это с ней нужно обращаться, как с врагом. Поэтому мой совет: отрубить ей голову, чтобы она больше не причиняла нам беспокойства».

Чтобы оправдать суд над Марией и ее казнь, приводились юридические и исторические примеры.

Один из протеже Сесила, Томас Нортон, так выразил настроение парламента: «Казнь королевы Шотландии есть необходимость, и она может быть исполнена законно… Никогда никому не позволялось безнаказанно совершать измену… Вы скажете, что она дочь королевы и поэтому заслуживает пощады; нет, пощадить следует Ее королевское Величество, дочь короля и нашу королеву». Этот оратор даже цитировал «Расследование»: «Настоятельно необходимо отважиться на крайние меры…» Кто знает, какой вред может нанести змея, если ее оставить в живых?

Но могла ли Мария, помазанная королева, совершить измену в Англии? Елизавета так не думала. Она отказалась вручить парламенту топор для казни Марии, но добивалась того, чтобы парламентарии приняли закон, исключавший королеву Шотландии из числа наследников. Тем не менее, когда закон был принят, Елизавета не подписала его. Она утверждала, что формально это не вето, однако это была лишь игра слов. Елизавета не могла заставить себя открыто выступить против помазанной королевы и уступила лишь просьбам казнить герцога Норфолка, который взошел на плаху 2 июня, за месяц до окончания сессии парламента.

Сесил был жестоко разочарован. Он писал Уолсингему, еще не вернувшемуся из Франции: «Все, над чем мы трудились и что в полном согласии приняли — я имею в виду закон, чтобы королева Шотландии была признана недостойной и не могла наследовать трон, — Ее Величество не одобрила, не отвергла, а отложила». Во втором письме он сделал пронзительное признание, что «высшее лицо» государства (то есть Елизавета) оказалась неспособна действовать и таким образом опозорила своих советников.