Первого успеха Уолсингем добился в марте 1586 г. Мария отправила Шатонёфу новый шифровальный ключ, возможно, придуманный ею самой — она настаивала на его использовании, считая ненадежными старые шифры, предоставленные Ридольфи и Кастельно. И снова главному дешифровщику Уолсингема не пришлось разгадывать код — на этот раз его предоставила Мария, сама того не подозревая. Это была первая из серии ошибок, приведших ее к гибели. Как лаконично объяснял Шатонёф в своем последнем отчете Генриху III, «королева Шотландии и ее приближенные всецело доверяли упомянутому Гиффорду… следствием чего стала гибель упомянутой королевы». Вместо того чтобы искать шпионов во французском посольстве, Марии не следовало проявлять такую доверчивость, когда неизвестно откуда взявшийся Гиффорд предложил ей свои услуги в качестве почтальона.

Вскоре после этого возник безрассудный план заговора. Энтони Бабингтон был молодым дворянином, католиком, у которого было много свободного времени и который служил у графа Шрусбери в Шеффилде в качестве пажа. Ему исполнился двадцать один год, он был женат и имел маленькую дочь. Бабингтона вовлекли в католический заговор, когда он в 1580 г. приехал во Францию, чтобы продолжить образование. По возвращении в Англию он выполнял поручения нескольких католических священников и миссионеров — в качестве жеста доброй воли. Кроме того, он передал пять пакетов с конфиденциальными письмами для Марии, еще до того, как Шрусбери сменил Садлер.

Роль Бабингтона в заговоре могла бы на этом закончиться, но после того, как испанский посол Мендоса был изгнан из Лондона, связи молодого человека с агентами Марии в Париже втянули его в тайные интриги. Мендоса переехал в Париж и там продолжал вынашивать планы государственного переворота. Он хотел соединить восстание английских католиков, испанское вторжение, убийство Елизаветы и, наконец, освобождение и триумф Марии.

В мае и июне 1586 г. Бабингтон впервые вступил в контакт с Джоном Баллардом, солдатом-священником и фанатиком, а также с Гилфордом и другими. На встрече в его доме, состоявшейся 7 июня, они решили, что Елизавета должна быть захвачена, а Мария освобождена с иностранной помощью. После того как число заговорщиков достигло тринадцати, причем многие были гораздо больше преданы идее заговора, чем сам Бабингтон, он с неохотой предложил убийство Елизаветы группой из «шести джентльменов», хотя о персональном составе этой «шестерки» договориться не удалось.

Но одобрит ли Мария заговор? Бабингтон написал ей 6 июля. Благодаря роли Гиффорда письмо было перехвачено, и люди Уолсингема приготовились действовать. Уолсингем понимал, что это шанс поймать Марию в ловушку, которого он ждал. Сам заговор не был «проектом»[105], направленным на уничтожение Марии, — он действительно существовал. Но вместо того, чтобы подавить заговор в зародыше, подручный Сесила позволил ему развиться до такой степени, чтобы он мог получить письменные доказательства и приговорить Марию к смерти. Уолсингем следил за развитием событий с начала и до конца — прежде чем арестовать Бабингтона, он не менее трех раз беседовал с ним, чтобы выяснить, не хочет ли тот добровольно перейти на его сторону и предать Марию. Заговор был очень плохо организован. Самого Бабингтона одолевали сомнения, и Уолсингему даже пришлось посылать Гиффорда, чтобы приободрить его, когда он внезапно запаниковал и захотел устраниться.

7 июля Уолсингем направил Томаса Филипса, своего клерка и главного дешифровщика, в Чартли. Он ждал до 10-го числа, пока не пришло письмо Бабингтона. После того как Филипс успешно расшифровал письмо, документ вернули в секретную коробочку, спрятанную в пивном бочонке, и отвезли бочонок в Чартли. Дешифровщик остался ждать ответа шотландской королевы.

Мария размышляла неделю, прежде чем отправить ответ. Гнев и отчаяние толкнули ее на безрассудный поступок. Она взвесила свои возможности, теперь крайне ограниченные, и решила рискнуть. Больше всего Мария боялась, что ее тайно убьют. «Она ясно видела, — писал Паулет Уолсингему, — что ее хотят уничтожить, что у нее отнимут жизнь, а затем скажут, что она умерла от болезни».

Приняв решение, Мария испытала прилив сил. Это не укрылось от Филипса, который с мрачным удовлетворением отмечал смену ее настроения. Она почувствовала себя лучше, и ей позволили выезжать в карете, чтобы насладиться летним солнцем. Выезжая за ворота, Мария проехала мимо дешифровщика, который приветствовал ее. «Я улыбался, — цинично рассказывал он Уолсингему, — но при этом вспоминал стишок: „Когда кто-то тебя приветствует, / Убедись, что это не враг“».

Мария сначала обдумала идеи, которые изложила в роковом для себя ответе. Потом записала некоторые мысли и села за стол в своем кабинете, чтобы обсудить их с двумя секретарями. Старшим из них был Клод Но, брат хирурга, который своим искусством спас ей жизнь после прободения язвы желудка в Джедборо. Он делал заметки, а потом составил черновик письма Бабингтону на французском языке. Затем перевел на английский. В данном случае «аутентичная» окончательная версия ответа была на английском, а не на французском. Причина заключалась в том, что шифр, которым пользовался Бабингтон, был основан на английском языке. Оригинальный французский черновик Но не сохранился, но в любом случае Уолсингему требовался не он, а тот текст, который отправили Бабингтону. Тем не менее это было зашифрованное послание, а не документ, написанный рукой Марии.

Мария закончила письмо поздно вечером 17 июля, а отправила ранним утром следующего дня. Его быстро извлекли из пивного бочонка и доставили для расшифровки к агенту Уолсингема. Расшифрованный текст на английском — важная улика, которая будет предъявлена во время суда над Марией, — отправили Уолсингему 19 июля. Чтобы подчеркнуть его важность, дешифровщик, не чуждый черного юмора, нарисовал на внешней стороне листа виселицу.

Прочитав письмо Марии, Уолсингем сразу же понял, что это гораздо более серьезная улика, чем ее предыдущее послание к зарубежным сторонникам перед Северным восстанием. Там она ограничилась общими фразами и намеками. Здесь выражалась открыто:

Смысл этого фрагмента абсолютно ясен. Мария соглашалась на убийство Елизаветы и иностранное вторжение. Формально она не указала, что за «работу» должны выполнить шесть джентльменов, но в письме Бабингтона, на которое отвечала королева, имелась недвусмысленная фраза: «Для устранения узурпатора, от подчинения которой нас освободило отлучение ее от церкви, шесть благородных джентльменов, моих близких друзей, ради католической веры и дабы оказать услугу Вашему Величеству, совершат эту трагическую казнь».

Если сопоставить оба письма, соучастие Марии в заговоре становится неопровержимым. На суде она заявляла, что все улики против нее косвенные. Она требовала, чтобы учитывались только сказанное и написанное ей самой, настаивая, что в ее словах и письмах нет ни согласия на убийство, ни подстрекательства к нему. Она не соглашалась, чтобы два письма рассматривались вместе.