Жан-Клод помог мне вернуться на место. Помощь мне быланужна, у меня колени тряслись. Я оглядела нас всех, и только вампиры сумелискрыть страх: остальные побледнели, и глаза стали чуть побольше.

Я прислонилась к Жан-Клоду и шепнула:

– Это они так на каждом спектакле?

Он покачал головой и ответил мне разговором разума сразумом. Да, может, кто из других мастеров и мог это подслушать, но уж шепот-тоони бы точно все услышали.

– Он чаровал людей и некоторых оборотней, но вампировне пытался. Их он не трогал.

– А почему сегодня? – шепнула я.

Конечно, он не знал, и мне от этого лучше не стало. Правда,странно?

Клодия попросила разрешения проверить других охранников, яразрешила. Как и Клодия, я хотела быть уверенной, что они не спят и действуют.

Лизандро тихо ругался себе под нос, повторяя на выдохе однои то же короткое слово.

Прямо с языка у меня снимал.

Вампиры танцевали в воздухе – не меньше дюжины их там было.Они бросали вызов земному притяжению, и казалось, это им не стоит усилий.Красиво, но мне не до того было – слишком я была перепугана.

На миг блондин завис перед нашей ложей и послал мневоздушный поцелуй. Я очаровательно улыбнулась и ответила на приветствие,показав палец. Он рассмеялся и полетел прочь.

Остальные вампиры летали ниже и тоже рассылали воздушныепоцелуи. Среди них было три или четыре женщины – обычно в балетных труппахбывает наоборот, женщин больше, чем мужчин.

Портьеры в глубине ложи открылись – это вошел Огги. За ним впросвете мелькнули Пирс и Октавий в сопровождении Истины и Нечестивца. Вид уОгги был не более радостный, чем у меня настроение.

Он нагнулся над нами, притворяясь, что просто здоровается.

– Он такого не делал в Чикаго.

– Кто не делал? Кто это делает? – спросила я.

– Мерлин, – ответил Огги, – руководительтруппы, хореограф. Блондин – Адонис, когда-то был у Белль, теперь принадлежитМерлину.

Снова воздух дохнул силой, как запах дыма, доносящийся влесу, когда еще непонятно, с какой стороны полыхает пожар, но ты знаешь, что онидет к тебе.

Огги коснулся моего обнаженного плеча, и сила его скользнулапо коже шелком. Он протянул руку Жан-Клоду:

– Ты меня подчинил, используй это сейчас.

Жан-Клод взял его руку. Постороннему наблюдателю показалосьбы, что они просто пожимают руки друг другу. Пальцы Огги на моем голом плеченапряглись, касаясь края шрамов, который оставил вампир, терзавший мне ключицукак пес крысу. Я не очень понимала, что Огги хочет, чтобы мы сделали, ноЖан-Клод явно понимал, а метафизическому автобусу хватит одного водителя. Оноткрыл между нами метки, открыл настежь. Будь я на его месте, я бы не смоглатак, чтобы не вовлечь хотя бы Ричарда, но у Жан-Клода за плечами были столетияопыта. Свободной рукой он прикоснулся к моей руке, и этого нам хватило.

Как будто раздернулся занавес – толстый, бархатный. Я почтиощутила, как он скользит по мне, а потом некромантия хлынула из меня холоднымветром. Сила Жан-Клода и моя встретились, и холод стал нарастать, но не тотхолод, от которого может спасти одеяло или пальто; это холод могилы лился понашей коже. Жан-Клод взял эту холодную силу и влил ее в наши руки и в Огги; егосила вспыхнула на Огги настолько внезапно, что тот закрыл глаза. Его сила былатеплее силы Жан-Клода, теплее моей некромантии. В ней ощущался не тольковампир, но и лев. Более всех других вампиров, которых мне приходилось касаться,он был своим зверем. Интересный факт.

Его холодная теплая сила взвилась вверх, потом пролилась наего тело, встречаясь с нашими. От такого прилива энергии у меня горлоперехватило, рука сжалась судорожно на бедре Жан-Клода. И только наш прежнийпир на Огги дал мне понять, как ничтожен этот прилив перед тем, что мы могли быс ним сделать.

Мой лев попытался подняться и развернуть свою силу, но Оггиуспокоил зверя, будто рукой погладил, чтобы тот затих. Но его сила глубоко вомне нашла, что еще пробудить. Ardeur запылал, но Жан-Клод укротил его, пригасилпламя. Он взял эту силу, уверенно и твердо, принял в руку, как, бывало, вдругпринимал на себя инициативу, когда мы занимались любовью. Вдруг из команднойигры она тогда превращалась в индивидуальную, когда он главный и держит тебянеподвижно, и может делать с тобой все, что хочет, и так, как хочет, давая тебебольше наслаждения, чем ты могла бы взять сама. Он оседлал силу, а нас с Оггипросто взял с собой.

Публика внизу охала, ахала, тихо вскрикивала – как толпа нафейерверке, только вместо фейерверка были летающие, ныряющие, вьющиеся тела. Ясмотрела на танцовщиков отстраненно, их красота более меня не трогала.Единственное, что меня трогало – эта сила, которую наращивал Жан-Клод.

Но снова послышалось шуршание птиц, прорвавшееся сквозьдымку силы. Мерлин снова собрался вылить силу на зрителей – спрятатьтанцовщиков, чтобы они – пуф! – и исчезли.

Жан-Клод использовал нашу силу как шлепок, как выпад, даваятому вампиру знать, чтобы отступил. Послышалось шуршание птиц, будтопотревоженных во сне в гнездах.

– Птицы, – шепнула я и не поняла, произнесла этослово или нет.

– Его подвластные твари, – шепнул в ответ Огги, иэто был голос у меня в голове.

Я ощутила, как сила отступает, будто этот Мерлин делаетглубокий вдох. На миг я подумала, что до него дошло обращение, но в следующиймиг эта сила обрушилась на нас, полилась на зрителей. Люди гасли как задутыеспички, один за другим. Вампирам разрешен массовый гипноз, поскольку ментальныефокусы с группами дают только временный эффект. Кончается прямое воздействие –и последствий нет. Но это ощущалось по-другому, ощущалось так, будто можетдлиться и изменять то, к чему прикоснется.

– Что он делает? – спросила я на этот раз вслух.

Голос Жан-Клода дыханием послышался в мозгу:

– Пытается захватить нас.

– Что он делает со зрителями?

– Он пытается нас захватить, нас всех, – сказалОгги, – а для людей это слишком много силы.

– Он ими завладеет, – сказала я.

– Нет, – ответил Жан-Клод, – они наши.

Он не стал вступать в борьбу за сознания зрителей, аобратился к источнику проблемы. Соединенной силой нас троих он ударил в этотразум.

Сила покачнулась, как от удара, и звуки птиц заполнили театр– писк, крики, хлопанье крыльев, сотни и сотни птиц. Звук был настолько реален,что я оглядела театр в поисках стаи, но ничего там не было.

– Я слышу птиц, – сказал Натэниел.

У меня не было времени интересоваться, отчего он их слышит,потому что птицы уже налетели на нас. Повсюду перья, удары клювов, крыльев,пытающиеся заставить меня двигаться, бежать, мертвая хватка Жан-Клода на моейруке. Пальцы Огги впились мне в плечо, и боль меня отрезвила. Помоглаизбавиться от бьющих в меня крыльев. Бьющих не для того, чтобы испугать меня илиобратить в бегство, а чтобы их впустили внутрь. Обсидиановая Бабочка, мастергорода Альбукерке, нашла в меня путь. Она заполнила мои глаза межзвезднойчернотой и холодным светом далеких солнц. И еще она поделилась со мной силой.Сейчас эта сила вернулась, будто вызванная из небытия прикосновением крыльев.