–И что? – искренне удивилась Гелиора. – Уж ты-то, выросшая вместе с ним, должна была это заметить. Руксус поразителен! То, как он бесстрашно смотрит в глаза нашим тюремщикам, как ничуть не боится их – у меня просто нет слов! Я заметила его бесстрашие и несгибаемую силу воли, едва взглянув на него. Более решительного человека мне ещё не доводилось видеть в жизни.

Марианна едва не скрипела зубами от негодования… ведь ровно по тем же самым причинам она сама полюбила его, – или, во всяком случае, искренне сама себя в этом убедила. Девушка ещё сама не до конца понимала своих чувств, но слова Гелиоры злили её все больше и больше, словно резали стеклом ей по сердцу.

– А ещё он так мужественно борется с собственной силой, что так и рвётся из него, – во влюбленном забытии продолжала девушка, – тоже достойно отдельного восхищения. Знаешь, в какой-то момент, перед самой битвой, он меня немного напугал, и мне показалось, что он вот-вот сойдет с ума, но нет. Руксусу хватило силы воли не только сдержаться, но и уничтожить целый огромный шагоход! Разве это не удивительно?

Марианна не спешила поворачиваться к собеседнице, наоборот – подальше спрятала своё искаженное болью и разочарованием лицо. Приглушенным голосом она выдавила:

– И что же… думаешь, что у тебя есть к нему чувства?

Гелиора не увидела в этом вопросе двойного смысла и всерьёз задумалась. Щёки её горели не хуже, чем пси-огонь Руксуса.

– Н-не знаю, подруга…У меня впервые в жизни такое. У нас ведь…отобрали любую возможность жить обычной жизнью, не правда ли? Испытывать те же чувства и иметь такие же стремления, как у других людей. Нам с детства постоянно напоминают о том, что мы презренные мутанты, существующие лишь по чужой милости, и что наша единственная цель – кровью и самопожертвованием искупить наш грех. Своей гибелью извиниться перед Владыкой Людей за то, что мы родились такими, – Гелиора внезапно тихо рассмеялась, – забавно! Я даже сейчас будто слово в слово повторяю за учителями и священниками, читая, как по учебнику.

– Думаю…это из нас никуда не уйдет, Гелиора, – смягчённым тоном ответила Марианна, в конце концов посмотревшая на собеседницу.

– Ты права. Но как бы то ни было… Проклятье, я потеряла мысль! – девушка смущенно улыбнулась, – думаю, ты поняла, к чему я вела.

–Да, понимаю, – после небольшой паузы сказала Марианна, – у нас отобрали само право на любовь, а теперь, когда мы столкнулись с нею лицом к лицу, не знаем, что нам делать.

Гелиора пропустила мимо ушей это многозначное «мы» и тоже задумчиво уставилась в одну точку. Несмотря на короткое чувство ментальное близости, возникшее между ними, чем больше Марианна, укрывшаяся под одеялом, смотрела на соперницу, тем больше отмечала, насколько она привлекательна – и тем меньше нравилась самой себе.

Вот повезло же… первая же соперница – и такая красавица. Но я не отдам ей Руксуса, пусть так и знает. Я выросла рядом с ним, знаю его куда дольше неё, и вообще…

– Странно всё это, – задумчиво произнесла Гелиора, – не находишь? О чём вы вообще думаем? Знаешь, я хоть и помогла спасти Руксуса, но… неправильно было бы, наверное, начать обниматься прямо посреди битвы, а?

– Я и сама не знаю, что об этом думать, – солгала Марианна и повернулась на бок. – Я устала. Давай спать.

Гелиору внезапно скривилась, словно учуяла какой-то неприятный запах, и закрыв глаза, потёрла виски.

– Эта буря… Как долго нам лететь? И как, интересно, себя из-за неё чувствует Руксус?

В тот вечер они его так и не дождались, в назначенный час отправившись в свои каюты по приказу младших офицеров. Мысли о том, что же могло понадобиться командованию от её возлюбленного, преследовали Марианну до сих пор.В попытках уснуть, несмотря на усталость, она провела около двух часов.

Хронометр отображал глубокую ночь, когда Альберт проснулся по нужде и поднялся с койки. Пока его глаза привыкали к темноте а разум приходил в себя, он успел заметить, что Симон тихо посапывает на своём месте. Руксус так и не пришёл. Отказываясь верить в худшее, Альберт ждал друга ближе к утру. Они не могли ничего с ним сделать. Он им нужен, я знаю.

Свет в каюте не горел, как и в коридоре, везде царила мёртвая тишина. Горели только постоянно работающие резервные огоньки, дающие минимум красноватого света. По дороге юноша увидел парочку дозорных матросов, призванных их охранять. Один беззастенчиво спал, использовав твёрдую поверхность лазгана как неудобную подушку, а второй продолжал мужественно бороться со сном. На гулко отдающие в металлическом коридоре шаги Альберта он даже не обернулся.

Отсек, который отвели для содержания полковых псайкеров больше напоминал клетку (коей и являлся) – такой же крохотный, узкий, всего с одним тщательно охраняемым входом. Даже несмотря на сонных ныне дозорных, дальше по коридору стояли другие посты, с куда более серьёзной охраной. Альберт знал, что в коридоре слева обязательно дежурит один из младших офицеров флота, а эти люди как правило куда более ответственно относятся к понятию собственного долга – иначе бы не смогли занять своё место. Империум и вечно ведущая им война легко отсеивает недостойных.

Быстро закончив со своими делами, Альберт вернулся в тёмный коридор. Видимо ради экономии энергии, датчики движения в этом отсеке полностью отключили, ибо свет так и не включился. Собираясь вернуться к себе в каюту, он с большим удивлением почти лицом к лицу столкнулся с Марианной, чей стройный силуэт едва-едва угадывался во тьме. Они негромко, почти шёпотом поздоровались.

– Что, не спится? – спросил Альберт.

–Немного. Тревожно на душе. Ещё и эта трижды проклятая буря сильно по мозгам бьёт. Не знаю, как тут вообще можно уснуть.

Юноша вгляделся в её лицо – обычно такое красивое и неприступное, но сейчас искаженное смертельной усталостью. Во взгляде застыло нечто, что он пока не успел понять.

– А я всё же как-то смог. Может, присядем?

Она кивнула.

Металлический решётчатый пол, как ни странно, оказался немногим менее удобным, чем койки в их каютах,