этого человека в сокровищницу человеческой мысли, столь же мало нам о нем известно. Современники не оставили о нем никаких упоминаний (и этот факт кажется несколько странным), а сам он писал о себе крайне скупо. Изначально его пытались связывать с ранее царствующей эллинистической династией, но скорее всего это ошибка, поскольку имя Птолемей являлось весьма популярным в Египте. Номен Клавдий (родовое имя, близкое по значению к современной фамилии) свидетельствует о римском гражданстве, но астрономией Птолемей занимался в Александрии, где он жил и работал, черпая знания из знаменитой библиотеки. Учитывая, что самое раннее из сделанных им наблюдений датируется 11-м годом правления императора Адриана (127 год нашей эры), а последнее — 10-м годом правления Антонина (147 или 148 год), можно косвенно определить примерный период жизни Птолемея. Поскольку после 147-го года он написал еще ряд объемных энциклопедических произведений (в которых ссылается на свои старые астрономические тексты), а такая работа никак не могла быть выполнена быстро, то можно предположить, что он был еще жив в 160-х или даже в 170-х годах при Марке Аврелии.

Если верить самому Птолемею, который щедро ссылается на работы своих предшественников (о многих из них мы знаем только от него), то за 260 лет после Гиппарха античная астрономия практически не развивалась. За весь этот долгий период было совершено всего два принципиально новых и важных наблюдения: Агриппа из Вифинии зафиксировал покрытие звездного скопления Плеяды южной частью Луны в 92 году, а Менелай Александрийский, находясь в 98 году в Риме, отметил, как Луна затенила звезды Спику и Бету Скорпиона с интервалом в несколько ночей. Оба эти наблюдения производились, вероятно, для подтверждения (проверки) открытого Гиппархом предварения равноденствий. Также нам известны работы Посидония — единственного философа-стоика, решившего использовать старые математические методы для исследования мира, и уточнившего размеры Земли, а также расстояния до Луны и Солнца.

Здесь, конечно, необходимо пояснить, что все-таки не совсем правильно считать, будто после Гиппарха никто не проявлял серьезного интереса к астрономии и не занимался ей. Подобное попросту невозможно. Безусловно, старые тексты переписывались и распространялись, многочисленные астрологи составляли гороскопы, хотя многие из них были малосведущи в геометрии (что, впрочем, почти не влияло на качество предсказаний), но отдельные талантливые математики продолжали вычерчивать траектории планет по эпициклам и производить наблюдения за небом. Тех, кто интересовался астрономией, было немало, но они в основном повторяли уже известное, либо же делали малопримечательные наблюдения, которые сами по себе не представляли особого интереса, но такие записи накапливались и постепенно складывались в общую картину, с которой уже можно было плодотворно работать. Сам Птолемей опирался в частности на данные о положениях планет за 127–132 годы, оставленные математиком Теоном, хотя и неизвестно, что это за человек. Однако даже эта краткая информация уже позволяет заключить, что научная жизнь Александрии не останавливалась, а богатые горожане и правители города продолжали поддерживать философов и книжников. Работа Музея и его Библиотеки (которая давно переполнилась, и потому пришлось организовать вторую библиотеку при храме Сераписа) не прекращалась, а римские императоры им благоволили — деньгами и влиянием. Впрочем, мы крайне мало знаем о конкретной деятельности этих учреждений, но они, безусловно, располагали средствами, ресурсами и людьми для сохранения и преумножения мудрости. Другое дело, что сам Гиппарх являлся настолько талантливым мыслителем, что следующий равный ему астроном появился лишь два с половиной столетия спустя. За это время наверняка составлялись новые трактаты, в которых, возможно, даже содержались отдельные интересные мысли, однако в целом ничего принципиально нового написано не было. Все эти книги оказывались по большей части просто пересказом старых идей, и потому вышли из обращения почти сразу, как были опубликованы работы Клавдия Птолемея — подобное вообще характерно для античных текстов, достаточно вспомнить, как «Начала» Евклида вытеснили все более ранние геометрические сочинения. Собственно, даже от Гиппарха сохранилось крайне мало, а ведь его труды бережно хранились и Птолемей совершенно точно имел их в своем распоряжении, но в какой-то момент интерес к ним полностью угас, поскольку появились новые более совершенные тексты. Кроме того сам Птолемея почти наверняка располагал целым штатом помощников, которые занимались вычислениями и составлениями таблиц, а иначе невозможно понять, как один человек смог бы проделать такой огромный объем работы. Иными словами, существовала обширная среда людей, интересующихся астрономией или занимающихся ей профессионально. Также нужно понимать, что оригинальные греческие трактаты по математике — это весьма запутанные тексты с посредственными чертежами (или вообще без них), и едва ли хоть кто-то, даже самый гениальный человек, смог бы разобраться в них спустя двести шестьдесят лет, не имея корпуса накопившихся комментариев или помощи хорошего наставника. Конечно, все перечисленные аргументы являются лишь косвенными, но все-таки есть все основания полагать, что античная астрономическая школа не угасла после Гиппарха, но попросту не имела в своих рядах того, кто сумел бы сделать следующий шаг, равно как и не накопила еще достаточно фактов (наблюдений) для этого шага.

Альмагест

Главным сочинением Клавдия Птолемея является «Математическое собрание в 13 книгах» — фундаментальный труд, содержащий полный корпус астрономических знаний античной Греции, а также древнего Египта и Вавилона. Оригинальное название этого текста на древнегреческом языке «Μαθηματικῆς Συντάξεως βιβλία ι̅γ̅» (в латинской транскрипции «Syntaxis Mathematica»), но позже его стали называть просто «Большим собранием», то есть «Ἡ μεγάλη σύνταξις» (по-латыни «Syntaxis Magna»), а еще позднее — «Величайшим собранием» («Ἡ μεγίση σύνταξις»), но причина этих изменений не до конца ясна. Предположительно, существовало еще и «Малое собрание», включавшее в себя несколько книг по стереометрии, сферической геометрии и астрономии, которые следовало изучить после «Начал» Евклида, чтобы иметь возможность понять работы Птолемея. С другой стороны новые варианты названия были просто короче, а потому и удобнее. Так или иначе, при переводе на арабский язык греческое слово «мегисти» (величайшее) превратилось в «аль-магисти», а поскольку в эпоху Возрождения полный текст «Математического собрания» попал в Европу именно в виде арабского манускрипта, то название перевели на латынь как «Almagestum», и слово «Альмагест» стало общеупотребительным. Далее мы станем придерживаться именно этого названия, хотя в литературе иногда встречается и вариант «Синтаксис», который более соответствует историческим реалиям. Не нужно при этом думать, будто арабские или христианские переводчики выполняли свою работу плохо, и не понимали смысла слов: когда дело касалось заглавий книг, равно как и имен авторов, то их традиционно передавали весьма вольной транслитерацией. Содержательная часть текстов при этом переводилась обычно достаточно хорошо, а все трудные места комментировались и