– Да.

Он дотронулся до ее лба. Полли снова застонала, теперь ототвращения, но не отстранилась.

– Это та самая дверь в ад, которую вы предпочитаете всегдадержать на замке?

Она снова кивнула.

– Тогда делайте, как я говорю, Полли, – прошептал Гонт. Онотнял одну из рук от ее лица и принялся поглаживать. – Делайте, как я говорю, идержите язык за зубами.

Он посмотрел в упор на ее влажные щеки и покрасневшие отслез глаза.

На мгновение его губы искривились от неприязни.

– Не знаю, что выводит меня из себя больше – плачущаяженщина или смеющийся мужчина. Вытрите лицо, Полли.

Замедленными движениями она достала из сумочки кружевнойплаточек и промокнула лицо.

– Вот так. – Гонт встал. – Теперь я отпускаю вас домой. Ваместь чем заняться. Но должен сказать, что иметь с вами дело – одноудовольствие. Мне всегда нравились гордячки.

12

– Эй, Брайан, хочешь фокус?

Мальчик на велосипеде резко вскинул голову, челка взлетеласо лба, и Алан увидел на его лице выражение обнаженного, неподдельного страха.

– Фокус? – переспросил он дрожащим голосом. – Какой фокус?

Алан не знал, чего боится этот мальчик, но сразу понял, чтоловкость рук, на которую всегда рассчитывал при необходимости расположить ксебе детей, в данном случае не поможет. Лучше покончить с этим как можно скорееи начать сначала.

Он протянул левую руку с часами на запястье и улыбнулся,глядя прямо в бледное подозрительное лицо Брайана.

– Смотри, в руке ничего нет и под рукавом нет, до самогоплеча… А теперь… вуаля!

Алан провел ладонью правой руки по левой, незаметнымдвижением большого пальца легко вытолкнул из-под ремешка для часов пакетик,затем, сжимая пальцы в кулак, так же незаметно подцепил маленькую петлю напакетике и потянул за нее. Сложив на короткое мгновение обе руки, он раскрылладони и в них расцвел пышный букет всевозможных цветов из папиросной бумаги,расцвел там, где только что не было ничего, кроме прозрачного воздуха.

Алан множество раз проделывал этот фокус, но никогда еще онне получался так легко и изящно, как в этот жаркий октябрьский день, и все жеожидаемой реакции – мгновенное остолбенение и последующая улыбка, одна частькоторой выражает удивление, а две трети – восторг – не последовало.

Брайан одарил красочный букет беглым взглядом, в которомАлан уловил облегчение, как будто мальчик ожидал, что фокус окажется менееприятным, и снова перевел его на полицейского.

– Здорово, правда? – Алан изобразил широкую улыбку, столь женатуральную, сколь дедушкины вставные челюсти.

– Да, – равнодушно согласился Брайан.

– Угу. – Алан сцепил руки и букет, послушно сложившись,исчез под ремешком. Пора покупать новый экземпляр «Фокуса со складным букетом»,этот уже отживает свой короткий век, цветная папиросная бумага блекнет, уносявпечатление весенней свежести.

Он снова повернул руки ладонями вверх и улыбнулся с надеждой– а вдруг исчезновение букета произведет на зрителя большее впечатление? Ноответной улыбки не последовало; на лице Брайана Раска вообще не было никакоговыражения. Остатки летнего загара не скрывали бледности кожи и признаковполового созревания: лоб покрыт прыщами, в углу рта тоже зреет один, самыйздоровый, крылья носа покрыты точками угрей. Под глазами лиловели круги, какбудто мальчик давным-давно не высыпался всласть.

«С парнишкой неладное творится, – думал Алан, – что-то егогнетет, что-то сломалось внутри. Причины возможны две: либо Брайан видел, ктонабезобразничал в доме Ержиков, либо сделал это сам. Плохо и то и другое, ноесли последнее, трудно даже представить, какая тяжесть лежит теперь на душеэтого мальчишки».

– Отличный фокус, шериф Пэнгборн, – похвалил Брайанбезжизненным тоном. – Правда, отличный.

– Спасибо, я рад, что тебе понравилось. Ты догадываешься, очем я намерен с тобой поговорить, Брайан?

– Думаю… догадываюсь. – Алану показалось, будто он готовпризнаться, что бил окна в доме Вильмы. Прямо здесь, на углу улицы, онпризнается, и это будет крупный шаг вперед в разрешении сложнейшей задачи – чтоже произошло на самом деле между Вильмой и Нетти.

Но Брайан больше ничего не сказал. Только смотрел наполицейского усталым взглядом покрасневших глаз.

– Что случилось, сынок? – спокойно и ласково спросил Алан. –Что произошло в доме Ержиков, когда ты приходил туда?

– Не знаю, – почти беззвучно прошелестел губами Брайан. – Номне ночью приснился сон. И сегодня, и в воскресенье. Мне снилось, что я тудаиду и только во сне понимаю, что там творится.

– И что же?

– Там поселилось чудовище, – Брайан говорил все так жебесстрастно, но из-под каждого века у него выползло по крупной слезе. – Во снея не убегаю, как убегал на самом деле, а стучу в дверь, мне открывает чудовищеи… и… съедает меня.

Слезы выкатились из глаз и медленно поползли по неподвижнымщекам.

«Ну что ж, – думал Алан, – это тоже вполне возможно –элементарный испуг. Тот страх, который может объять сердце ребенка, открывшеговнезапно дверь в спальню родителей и заставшего их во время совокупления.Только потому, что он не знает, как это происходит, он может решить, чтородители дерутся. А если они при этом еще шумят, он может даже заподозрить, чтоони хотят убить друг друга».

Но…

Но нет, тут все не так просто. Слишком уж просто. Кажется,что этот ребенок врет изо всей мочи, но взглядом немигающим и пристальным будтообъясняет, что желает сказать правду. Наверняка сказать трудно, но по опытусвоему Алан предполагал, что мальчик знает, кто бросал камни. Может быть, тот,кого он хочет во что бы то ни стало выгородить. А может быть, швырятель камнейего видел, и Брайан знает, что видел. И тогда, значит, он боится мести.

– Кто-то бросал камни в окна дома Ержиков, – сказал Алантихим и, как сам надеялся, спокойным тоном.

– Да, сэр. – Мальчик тяжело вздохнул. – Я тоже так думаю.Мне кажется, что так оно и было. Мне показалось, что они дерутся, но, можетбыть, кто-то швырял камни. Дзынь, бум, трах.

Весь набор звуков был позаимствован у рок-группы Перпл Гэнг,сразу сообразил Алан, но вслух этого не сказал.

– Так ты решил, что они дерутся?

– Да, сэр.

– Ты и теперь так думаешь?