– Да, сэр.

Алан тоже вздохнул.

– Но ведь теперь тебе точно известно, что происходило насамом деле. И ты понимаешь, как это ужасно. Швырять камни в чужие окна плохосамо по себе, даже если это не кончается еще хуже.

– Да, сэр.

– Но в этом случае получилось как раз гораздо хуже. Ты ведьзнаешь об этом, правда, Брайан?

– Да, сэр.

Ну и глаза. Так и сверлят его, глядя с неподвижного,болезненно-бледного лица. Алан начал понимать две вещи: Брайан Раск отчаянножелает рассказать ему, как было дело, но не скажет ни за что, во всяком случаене собирается.

– Вид у тебя невеселый, Брайан.

– Да, сэр?

– Означает ли «да, сэр», что тебе и в самом деле невесело?

Брайан кивнул, и из-под набухших век выползли еще две слезы.Алан испытывал два несовместимых чувства: сочувствие и раздражение.

– Отчего же тебе невесело, Брайан? Скажи мне.

– Мне еще один снился сон, раньше, часто. Сон оченьприятный. Глупый, но все равно приятный.

Алану приходилось напрягать слух, чтобы расслышать то, чтоговорил Брайан.

– Мне снилась мисс Рэтклифф, моя учительница-логопед. Теперья знаю, что это глупо. Раньше не знал и было лучше. Но, понимаете… Я ведь ещекое-что знаю теперь.

Темные несчастные глаза снова посмотрели на Алана.

– Сон, который мне приснился недавно… ну тот, о чудовище… яего боюсь, шериф Пэнгборн, но грустно мне оттого, что я теперь знаю. Это всеравно что знать, как фокусник делает свои фокусы.

Алан мог бы поклясться, что Брайан смотрит на ремешок егочасов.

– Иногда гораздо лучше быть дураком, я теперь в этом уверен.

Алан положил руку на плечо Брайану.

– Брось ты эту муру, парень. Расскажи мне все по порядку.Что видел, что делал.

– Я пришел для того, чтобы спросить, не хотят ли они нанятьдворника чистить подъездную дорогу зимой, – Брайан произнес эту фразу настолькомеханически, что Алан вздрогнул от неожиданности и страха. Мальчик, как мальчик– узкие джинсы, майка с портретом Барта Симпсона, но разговаривает как робот,неумело запрограммированный и теперь готовый отключиться от перегрузки. Впервыеза все время Алан заподозрил, что Брайан Раск мог видеть, как камни швырялкто-нибудь из его родителей.

– Я услышал шум, – продолжал мальчик. Он говорил короткимиотрывистыми фразами, какими учат говорить детективов в суде. – Шум былстрашный. Что-то ломалось, билось. И я уехал, помчался изо всех сил. Женщина изсоседнего дома стояла на крыльце. Она спросила меня, что происходит. Мнекажется, она тоже испугалась.

– Да, – подтвердил Алан. – Джиллиан Мислабурски. Я с нейбеседовал.

Он дотронулся до сумки-холодильника, скособочившейся набагажнике Брайана, и от него не ускользнуло, как сжались губы Брайана, когда онэто сделал.

– Этот холодильник тоже с тобой был в воскресенье утром?

– Да, сэр. – Брайан вытер щеки тыльной стороной ладони иснова поднял на Алана утомленный взгляд.

– Что в нем было?

Брайан ничего не ответил, но губы его заметно дрожали.

– Что в нем было, Брайан?

И снова молчание.

– В нем были камни?

Медленно, обдуманно Брайан покачал головой – нет. Тогда Аланспросил в третий раз:

– Что же?

– То же самое, что сейчас, – прошептал мальчик. – Можно мнепосмотреть?

– Да, сэр, – снова почти беззвучно прошептал мальчик. Алансдвинул крышку сумки и заглянул внутрь. Там было полным-полно бейсбольныхкарточек.

Все известные игроки.

– Это мой обменный фонд, – объяснил Брайан. – Я их всегда ссобой ношу.

– Носишь с собой?

– Да, сэр.

– Но зачем? Зачем ты носишь с собой сумку-холодильник,полную, бейсбольных карточек?

– Я же вам объяснил. Это обменный фонд. Неизвестно, когдаподвернется момент удачно обменяться. Я вот, например, давно ищу Джоя Фоя – ониграл за команду Невероятная Мечта в 1967 году – и еще карточку МайкаГринвелла. Это мой любимый игрок. – И вдруг Алану показалось, что в глазахмальчишки мелькнула едва заметная смешливая искорка, он даже протелепатировалего мысли: «Ну что, здорово я тебя провел? Одурачил, а?». Но, без всякихсомнений, это он все придумал, сам за мальчика такие слова произнес, расстроившись.Разве не так?

Так что же ты все-таки хотел обнаружить в этой сумке? Кучукамней, обернутых в записки и перетянутых резинками? Вообразил, что Брайаннаправляется к кому-нибудь другому, собираясь повторить свою выходку?

«Да», – признался сам себе Алан. Часть его сознанияподозревала именно это. Брайан Раск – Террорист От-Горшка-Два-Вершка. БешеныйРокер. Но самое ужасное было другое: Алан был уверен в том, что Брайан Раскточно знает, о чем он думает. Одурачил тебя? Да? Провел?

– Брайан, скажи мне, что происходит? Если знаешь, скажи,пожалуйста…

Брайан ничего не ответил, только закрыл крышку сумки ищелкнул замком.

Щелчок откликнулся сухим коротким эхом в дремотномпослеполуденном осеннем воздухе.

– Не можешь сказать?

Брайан только медленно склонил голову, а это значит, что он,Алан, прав – не может сказать, хочет, но не может.

– Скажи мне хотя бы одно. Ты боишься?

И снова кивок, такой же медленный.

– Чего ты боишься, сынок? Может быть, я смогу развеять твоистрахи? Он легонько постучал пальцем по значку,.приколотому с правой стороныформенной блузы. – Знаешь, мне ведь за это платят. Именно за то, чтобы яразгонял страхи.

– Я… – начал было мальчик, но в это время ожил передатчик,установленный Аланом в полицейском патрульном автомобиле три или четыре годаназад.

– Пост номер один, пост номер один, говорит центр, говоритцентр.

Прием.

Взгляд Брайана соскользнул с лица Алана и обратился кмашине, к голосу Шейлы Брайам, голосу власти, голосу полиции. Алан понял, чтоесли мальчик и собирался ему в конце концов что-то поведать (хотя ему вполнемогло только показаться, слишком уж хотелось в это верить), то теперь всякоежелание пропало. Взгляд спрятался, как улитка в раковину.