– Иди домой, Брайан. Мы с тобой поговорим… поговорим о твоемсне в другой раз. Хорошо?

– Да, сэр. Хорошо.

– А пока подумай о том, что я тебе сказал. О том, чтоосновная работа шерифа развеивать страхи.

– Мне нужно домой, шериф. Если я скоро не приду, мама будеточень сердиться.

Алан кивнул.

– Конечно. Этого я тебе не пожелаю. Иди, дружок.

Он смотрел Брайану вслед и снова подумал, что этот мальчиккак будто не едет на велосипеде, а тащит его между ног. Что-то здесь не так,очень даже не так, настолько не так, что причина поединка Вильмы Ержик и НеттиКобб казалась теперь Алану не настолько важной, как причина затравленного,смертельно уставшего выражения на лице Брайана Раска.

В конце концов, женщины умерли и преданы земле. А мальчикжив.

Он подошел к старой изношенной машине, которую следовалодавным-давно продать, достал микрофон и нажал кнопку переговорника.

– Говорит пост номер один, говорит пост номер один. Слушаю,Шейла.

Прием.

– Тебе звонил Генри Пейтон. Он просил передать, что этоочень срочно.

Чтобы ты немедленно с ним связался. Десять-четыре?

– Валяй, соединяй. – Алан почувствовал, как учащеннозабилось сердце.

– Это займет несколько минут. Десять-четыре?

– Да. Я буду ждать. Пост номер один. Прием.

Алан прислонился спиной к машине с микрофоном в руке и сталждать. Что же Генри Пейтон считает срочным?

13

К тому времени, когда Полли добралась до дому, в двадцатьминут четвертого, ее раздирали надвое одинаково сильные желания. С однойстороны, она чувствовала глубокую настойчивую необходимость выполнитьпоручение, которое ей дал мистер Гонт (ей не нравилось думать об этом в егостиле, как о шутке: Полли Чалмерс не была любительницей розыгрышей), выполнитькак можно скорее, чтобы азка окончательно принадлежала ей. Убеждение, что делосделано только после того, как мистер Гонт скажет, что оно сделано, успело завоеватьразум Полли.

С другой стороны, она чувствовала такую же настойчивуюнеобходимость поделиться с Аланом всем тем, что произошло, или хотя бы тем, чтоей запомнилось. А запомнила она то, что наполняла ее чувством стыда и ужаса, новсе же запомнилось: мистер Лилэнд Гонт ненавидел человека, которого любилаПолли, и мистер Гонт делал что-то – нечто – очень дурное. Алан должен знать.Даже если азка перестанет действовать, он должен знать.

Неужели ты действительно так считаешь? Да, часть ее разума идуши считала именно так. Та часть, которая тряслась от страха, хотя Полли и немогла вспомнить, что мистер Гонт сделал такого, чтобы вызвать это непреодолимоечувство.

«Вы хотите, чтобы все стало, как прежде, Полли? Хотите сноваполучить руки, разрывающиеся от боли словно под дождем шрапнели?».

Нет… Но она так же не хоте/та сделать больно Алану. И нехотела, чтобы мистер Гонт выполнил то, что задумал, а Полли была уверена, чтоон задумал нанести непоправимый вред городу. Не желала она служить средствомдля достижения задуманного, идти к старому заброшенному месту в конце шоссе № 3и разыгрывать кого-то, когда она даже не понимала сути этого розыгрыша.

Вот эти желания, одинаково сильные, тянули ее в разныестороны, разговаривая с ней каждый по-своему убедительно, пока Полли шла домой.

Мистер Гонт ее загипнотизировал, она была в этом абсолютноуверена, как только вышла из магазина. Но с течением времени уверенностьрассеивалась, эффект гипноза постепенно терял свою силу (Полли на самом деле вэто верила). И еще никогда в жизни она не чувствовала себя не в состояниирешить, что делать дальше. Как будто из ее мозга выкрали вещество,способствовавшее принятию решений.

Итак, она идет домой, чтобы последовать совету мистера Гонта(хотя Полли не помнила его совет в точности). Она посмотрит почту, а затемпозвонит Алану и расскажет ему о том, что ее попросил сделать мистер Гонт.

Если ты так поступишь, мрачно предупреждал внутренний голос,азка прекратит свое действие, и тебе это известно.

Да, но все же оставался нерешенным вопрос, что такое хорошои что такое плохо. Он по-прежнему стоял на повестке дня. Она позвонит Алану,извинится за то, что так грубо разговаривала с ним, и расскажет, что от неепотребовал мистер Гонт. Может быть, даже отдаст ему конверт, полученный отГонта, тот самый, который она должна положить в жестяную банку. Может быть.

Почувствовав облегчение, Полли достала из сумочки ключ ивставила его в замочную скважину, в который раз удивившись, как легко, незадумываясь, она это делает. Почта лежала на полу, на ковре. Сегодня ее былонемного.

Обычно, после выходного дня на почтовом отделении, ее былогораздо больше, целый ворох всяческой макулатуры. Она наклонилась и поднялапрограмму телевидения с удивительно привлекательным улыбающимся лицом ТомаКруза на обложке, каталог от Хорчоу Коллекшн и еще один, от Шарпер Имэдж. Атакже…

Полли увидела письмо из Сан-Франциско, и у нее подвеложивот.

Адресовано Патриции Чалмерс от Комитета социальногообеспечения детей.

Отдел № 666. В страшных снах Полли вспоминала этот отдел. Посещалаона его трижды. Три собеседования с тремя бюрократами, работавшими в Отделепомощи детям-иждивенцам. Двое из них были мужчины, из тех, кто смотрит на тебя,как на фантик от конфеты, прилипший к дорогим выходным туфлям. Третьимбюрократом оказалась женщина, высокая, крупная негритянка, знавшая, когда и какнадо выслушать, когда и как посмеяться. Именно она в конце концов выдала Поллиразрешение. Но память об Отделе № 666, располагавшемся на втором этаже,осталась навсегда. Она помнила луч света, ложившийся белесой полосой из окна вконце длинного коридора на линолеумный пол; помнила разносившееся по всемуэтажу эхо пишущих машинок, стрекотавших в комнатах, куда никогда не закрывалисьдвери; помнила группу мужчин, куривших в углу над урной с песком, и то, как онина нее смотрели. Но яснее всего она помнила, как чувствовала себя в своемлучшем костюме, брючном, из полиэстера, и белой шелковой блузке, и в тонкихколготках от Лэггз Ниэрли Нюд, и в туфлях на низких каблуках, помнила, как ейбыло страшно и одиноко в этом длинном пустынном коридоре Отдела № 666, укоторого, казалось, нет ни души ни сердца. Разрешение на пособие она в концеконцов получила, но при этом все время ощущала взгляды мужчин, скользившие поее груди, замечала презрительный изгиб их губ, когда они решали судьбу КелтонаЧалмерса, маленького ублюдка этой потаскушки, которая, конечно, не выглядит,как хиппи, о нет! пока не выйдет за порог этого уважаемого заведения, а тогдасразу скинет свой элегантный брючный костюм и белую блузку, не говоря олифчике, и влезет в старые тесные – посмотрите на мою задницу – джинсы и старуютесную – посмотрите на мои сиськи – ковбойку. Их глаза говорили все, о чеммолчали губы, и когда Полли получила первый ответ, она, не раскрывая конверта,знала, что он будет отрицательным. Дважды, покидая это заведение, она плакала,и теперь ей казалось: бороздки от слез на щеках снова жгут и зудят. А еще онапомнила, как смотрели на нее прохожие на улице. Никакого сочувствия, однолюбопытство.