в прибрежном городе Тангу начались переговоры. В море барражировали японский линкор и эскадра эсминцев: в таких условиях японцам было легко добиться заключения позорного для Китая мира. Договор Тангу устанавливал демилитаризованную зону между Великой стеной и линией Пекин-Тяньцзинь. В результате в руках японской армии оказались проходы в горах, с востока прикрывавших Пекин. Кроме того, китайцев обязали установить «жесткий контроль над антияпонской деятельностью, которая являлась основной причиной китайско-японского конфликта»{263}.

Хотя японские силы обрели прочную опору на территории собственно Китая, к югу от Великой стены они не могли ощущать себя в безопасности. В конце 1934 г. китайские войска задерживали и подвергали физическим оскорблениям солдат японских патрулей около Тяньцзиня. Местные чиновники за январь — май 1935 г. насчитали около пятидесяти антияпонских акций. В свою очередь, Доихара Кэндзи получил прозвище Лоуренса Маньчжурского[36], за то, что он создал так называемое Движение за автономию Северного Китая. Это была сложная схема по отделению пяти северных провинций от территории, находившейся под контролем Чан Кайши, и созданию «автономных» прояпонских и проманьчжурских администраций, которые номинально возглавлялись бы китайцами. «Борьба с бандитизмом» и интриги Доихара привели к двум дополнительным соглашениям с китайцами. Благодаря этим договорам японское влияние распространилось на северные области Китая. Первый из них, подписанный 10 июня 1935 г. генералом Квантунской армии Умэдзу Ёсидзиро и генералом Хэ Инцинем, который был представителем Чан Кайши на севере Китая, предусматривал уход партии Гоминьдан и националистической армии из провинции Хэбэй. Второй, заключенный двумя неделями позже между Доихара и генералом Цинь Дэчунем, предусматривал те же условия для провинции Чахар в Монголии[37].

Кончина партийного правительства

После убийства премьер-министра Инукаи, произошедшего в мае 1932 г., влияние политических партий и партийных политиков неуклонно сокращалось. По обычаю, место премьер-министра должно было достаться председателю Сэйюкай, которая обладала большинством в парламенте. Однако те времена были далеки от нормы в представлениях дзюсин («главных политиков»), как в народе называли тогда группу придворных чиновников и бывших премьер-министров. Они унаследовали от гэнрё задачу представления императору кандидатуры премьера для утверждения. Затяжные последствия Великой Депрессии, Маньчжурский инцидент и проявления политического терроризма привели главных политиков к заключению, что партийные кабинеты не могут ни обеспечить эффективный контроль над внешней политикой, ни совладать с хаосом внутри страны, предоставив Японии самостоятельно выбираться из постигших ее экономических проблем. По их мнению, единственным способом преодоления кризиса начала 30-х было возвращение к практике кабинетов народного единства, которая позволяла более широко привлекать к управлению государством способных людей, не состоявших в каких-либо политических партиях. Главные политики не были убежденными противниками партий. Их председатель, Саинодзи Кинмочи, почти три десятилетия боролся за партийные правительства. Но они ощущали необходимость поставить на должность премьер-министра человека, обладавшего неоспоримой репутацией, свободного от партийных связей, который мог бы обуздать политическое неповиновение, удержать от военных авантюр и проводить внешнюю политику, способную сохранить мир между народами.

Саинодзи с мрачным выражением на лице отправился во дворец, чтобы доложить императору об этом решении. Сам монарх не разделял мнения главных политиков. У него были свои мысли относительно того, что должен представлять собой человек, возглавляющий кабинет национального единства. Новый премьер-министр, согласно императору, должен быть «сильной личностью». Он должен уважать конституцию и восстановить «воинскую дисциплину»{264}. Чтобы выполнить задачу, поставленную императором, Саинодзи и его коллеги обратились к Сайто Макото, отставному адмиралу. У него была репутация храброго и рассудительного человека, которую он приобрел на посту морского министра с 1906 по 1914 г., а также будучи генерал-губернатором Кореи, принеся туда «культурное правление» после мятежей 1919 г.

Когда партийная сторона качелей пошла вниз, вверх взлетели позиции военных и гражданских чиновников, которые начали оказывать наиболее сильное влияние на ситуацию в стране. За эпоху партийных правительств, с 1924 по 1932 г., сменилось семь кабинетов. Каждый из них возглавлялся премьер-министром, который одновременно был главой одной из двух главных политических партий. В этих кабинетах среднее число партийных политиков равнялось 8,7 из 12 министров, которые обычно входили в состав кабинета. В 8 кабинетах, сформированных с 1932 по 1940 г., ни один из премьер-министров не был партийным, а среднее количество министров из числа гражданских и военных чиновников составляло 9,9 (из 13 портфелей). Более того, партийцы постепенно оказались в изоляции от внутреннего круга творцов японской политики. Ни один из них не занимал такой должности, которая позволила бы ему принимать участие в конференциях пяти министров. Эти встречи начали проводиться с 1933 г., во время премьерства Сайто. В них принимали участие министры иностранных дел, финансов, военный министр, министр флота и премьер-министр. Они занимались выработкой и обсуждением основных направлений дипломатии, фискальной сферы и национальной обороны. Подобным образом военные и гражданские чиновники преобладали и в новых правительственных организациях, таких как Кабинетное бюро расследований, созданное в качестве органа, параллельного существующим юридическим институтам, а также для лучшей координации работы различных министерств.

Все эти новые бюро и агентства превратились в оплоты «обновленцев», или «новых» бюрократов, как их называли в газетных и журнальных статьях. Несмотря на эпитет «новые», не все эти бюрократы были недавними выпускниками ведущих университетов. В реальности значительное их количество были ветеранами — «пастырями людей», которые экспериментировали в поисках решений экономических и социальных проблем в период Тайсо. Но, вне зависимости от срока службы, обновленцы середины 30-х с подозрением относились к капитализму, симпатизировали сельской бедноте, были убеждены в отсутствии у партийных политиков достаточной моральной устойчивости и умственных способностей для управления Японией в «период чрезвычайного состояния» и стремились сделать чиновничество центральным элементом формирования и осуществления национальной политики.

Бюрократы-обновленцы своей первоочередной целью сделали подъем японской экономики и повышение обороноспособности страны. Для большинства из них наилучшим методом достижения этих целей было увеличение контроля над экономикой со стороны государства. Двумя первыми мероприятиями, появившимися на этой волне, были Законы о нефтяной промышленности и об автомобильной промышленности. Первый был принят летом 1934 г. Он наделял правительство правом регулировать импорт и очищение нефти, а в случае военного положения позволял чиновникам устанавливать фиксированные цены и распоряжаться запасами нефтепродуктов. Автором Закона об автомобильной промышленности был молодой и амбициозный чиновник, Киси Нобусукэ. Задачей этого закона было стимулирование роста промышленности, которая была крайне важна как для экономики в целом, так и для военных приготовлений Японии в частности. Сам закон,