принятый парламентом в мае 1936 г., требовал обязательного государственного лицензирования производств автомобилей (лишь два производителя — Тойота и Нисан — получили лицензии в 1936 г.), а также предусматривал финансовую поддержку со стороны правительства, налоговые льготы и защиту от иностранных конкурентов.

Хотя политическая инициатива перешла к другим элитам, политические партии не исчезли окончательно с политической сцены. Как показано в таблице 12.3, Сэйюкай и Минсэйто продолжали доминировать в парламенте и в 30-е годы. Партийные депутаты играли значительную, хоть и немного ограниченную, роль в национальной политике. Они принимали законы, голосовали по бюджетам, обсуждали все «за» и «против» политики государства, а также делали запросы по поводу членов кабинета и военных и гражданских чиновников. Иногда члены парламента использовали свое положение для критики военной политики и действий кабинета. Например, представители от обеих партий осудили проект бюджета на 1934 г., поскольку он предусматривал преимущественное финансирование военной сферы, вместо того чтобы направлять средства на преодоление упадка в сельском хозяйстве.

Споры между парламентариями и правительственными чиновниками не была, однако, обычным явлением. Крупнейшие партии в основном принимали те позиции, которые были близки политике премьер-министра Сайто и его преемника, Окада Кэйсукэ, который также был отставным адмиралом. Одной из причин этого было то, что лидеры Мин-сэйто и Сэйюкай не собирались играть ва-банк, ставя на карту будущее политических партий, когда военные пользовались огромной популярностью в обществе. Но не менее важным было и то, что многие партийцы разделяли мнение, что Япония должна проводить более «позитивную» внешнюю политику в процессе поисков своего пути в Северной Азии. Одним из проявлений подобного патриотизма среди законодателей был пассаж из резолюции, принятой парламентом 14 июня 1932 г. Он требовал от кабинета немедленного дипломатического признания Маньчжоу-Го, несмотря на то что премьер предпочитал дождаться окончания работы комиссии Литтона. Более того, на протяжении 30-х партии в парламенте ни разу не проголосовали против принятия бюджета, в котором военные расходы постоянно росли. В 1931 г. на военные нужды было выделено 462 миллиона йен, в 1934-м — 953 миллиона йен, а в 1936-м — 1,089 миллиарда йен. Партии приняли новую политику и расстановку сил 30-х. Их действия вызывали ассоциацию с 20-ми, когда партийные кабинеты урезали расходы на военную сферу, и когда Минсэйто осуждало вмешательство Танака Гиичи во внутренние дела Китая.

Обуздание политической мысли

Хотя газетные и радиорепортажи, сообщавшие о ликующих толпах, приветствовавших Мацуока в Иокогаме, создавали образ страны, сплоченной вокруг своего правительства, многие мужчины и женщины выражали недовольство по поводу агрессивных действий на континенте. Они считали, что победы на поле боя не помогут найти выход из экономического кризиса, охватившего страну. В 1931 и 1932 гг. либеральные журналы были заполнены статьями, в которых подвергались критике действия Квантунской армии. В апрельском номере 1932 г. журнала Кайдзо («Восстановление») Яниахара Тадао, специалист по колониальной политике, преподававший в Токийском университете, назвал военные акции в Маньчжурии самоубийственными и заявил об их неизбежном поражении в борьбе с растущим китайским национализмом. Социалистка Ямакава Кикуэ в ноябре 1931 г. на страницах главного женского журнала Фудзин корон («Женское обозрение») задавалась вопросом: следует ли матерям рожать больше детей, если их отпрыски все равно обречены стать пушечным мясом для милитаристского правительства. Даже в региональных газетах звучали критические нотки. Камисина дзихо, издававшаяся сельской молодежью префектуры Нагано, в апреле 1932 г. спрашивала своих читателей: «Маньчжурия теперь принадлежит Японии, но что изменилось от этого в вашей жизни? Стало ли вам легче? Можете ли вы вернуть деньги, взятые в кредит? Могут ли ваши сестры приобрести хоть одно кимоно, а ваши братья — сходить в кафе и послушать джаз? Я знаю, что вы ответите — это будет многократно повторяющееся «Нет!»{265}.

Но, как бы горячо ни выступали диссиденты, они все менее ощущали эффективность своих действий. Проявления народного патриотизма, такие как прием, оказанный Мацу-ока во время его возвращения, наносили мощный удар по антивоенным настроениям. Более того, многие выдающиеся либералы публично демонстрировали свое согласие с новыми принципами внутренней и внешней политики, появившимися в начале 1930-х. Это наносило дополнительный удар по проявлениям нонконформизма. Даже Ёсино Сакудзо, один из известнейших японских приверженцев демократии, похоже, был близок к капитуляции. Многие японцы, писал он в 1932 г, предпочитают смотреть на действия Квантунской армии как на долгожданную альтернативу «неэффективных переговоров» времен партийных кабинетов. Вдобавок они, и даже сам он, осознали тот факт, что партийное правительство в Японии «представляет собой порочный союз между беспринципными лидерами партий и такими же беспринципными лидерами крупного бизнеса». Вследствие этого официальная политика обслуживает «интересы крупного бизнеса, в то время как маленький человек, а в особенности — крестьянин, все глубже погружается в нищету». Этого было достаточно, чтобы привести в отчаяние кого угодно, особенно если учесть, что одновременно шла атака на демократию в Европе. «Среди японцев существует мнение, — писал в заключение Ёсино, — что демократия не является достаточно хорошей даже для тех, кто приветствует ее. А для японца, который всегда ей слегка не доверял, нет никакого резона держаться за нее и впредь»{266}.

Более шокирующим для многих было обращение к милитаризму Ёсано Акико. Известная феминистка эпохи Тайсо, Ёсано впервые появилась на публике в начале века. В 1904–1905 гг. она опубликовала серию антивоенных стихотворений, посвященных русско-японскому конфликту. Наибольшее впечатление оставляли строки одного из этих стихотворений, в которых она обращалась к своему младшему брату:

Не приноси свою жизнь на алтарь.

Император сам не идет в битву.

Императорское сердце глубоко;

Как он может желать,

Чтобы люди проливали свою кровь,

Чтобы люди умирали, подобно зверям,

Чтобы слава людская в смерти была?{267}

Однако в своем произведении «Граждане Японии, Утренняя песня», написанном в 1932 г., Ёсано призывала японских солдат терпеливо переносить «стократные тяготы». Она использовала известную метафору о цветах вишни, которых ветер срывает и уносит в самый пик их цветения, прославляя тем самым смерть солдата, чье разорванное тело «чище цветка»{268}.

Журналы, рассчитанные на широкую публику, также превозносили заморскую экспансию и призывали людей к сплочению для укрепления военной мощи Японии. Такие журналы, как Суфу но томо («Друг домохозяйки») и Фудзин курабу («Женский клуб»), публиковали героические сказки о сражениях, горькие рассказы солдатских вдов и