взял другой стул, устраиваясь напротив. — У нас всего пять минут, Фома, дорогой, поверь…

— Жаль, что не две, как обычно! — перебил его Фома и тоже сел. — Я подожду, пока они кончатся, хорошо?

Они сидели и разглядывали друг друга с большим сожалением.

— И куда мы на этот раз спешим? — поинтересовался Фома, потому что в тишине его, несмотря на обстановку, клонило в сон.

— В Томбр, куда же еще? — пожал плечами Доктор.

— А, правильно, к Милорду! Тебе еще не надоел этот бред? У меня такое впечатление… не подходи, говорю! У меня такое впечатление, что вы оба с Фимой сумасшедшие и не даете выздороветь мне! Оставьте меня в покое, оба! Я тебя освободил?.. Вот и хорошо, вот и свободен, а меня не впутывай, я устал от ваших переходов и книг!

— Ты хочешь снова в дурдом? — спросил Доктор.

— А ты меня куда тащишь, в оранжерею? — спросил Фома. — Ты же тащишь меня туда же — в дурртомбр! Так какая разница — ты, они?.. Вы все меня, блин, туда тащите!.. Но я уже выздоровел, Доктор и в вашем сумасшествии участвовать больше не собираюсь!

Он отчеканил это по слогам, громыхнув напоследок стулом. Доктор хмыкнул.

— Ты же знаешь, без тебя я не уйду!..

Он встал со стула.

— Не подходи!.. — Фома был готов драться до последнего…

Но у Доктора не осталось времени на развлечения. Он только молнией выбросил руку в сторону Фомы и тот, не почувствовав боли, понял, что теряет ориентацию вместе с равновесием. Через секунду он сидел на том же стуле, а Доктор его быстро переодевал.

— Закрой глаза, — сказал он.

— Щас! — пообещал Фома. — Вот только попробуй меня ударить! — пригрозил он, хотя сделать ничего не мог, как куль восседая на стуле. — И не заходи мне за спину!

— Ну, смотри! — хмыкнул Доктор.

Вся жуть перехода обрушилась на неподготовленного Фому, силовые линии пространства рвали его тело настолько зримо и безжалостно, что он закричал (как он это делает, гад?) и невольно закрыл глаза. Будь, что будет, но не видеть этого…

В полной тишине зазвучала какая-то дикая музыка и похабный визгливый голос спел: "Люблю я Маньку, ах она каналья! Люблю ее и больше никого!" Возможно, гуляли соседи. Потом стало холодно, потом вообще никак.

В главный город Томбра Ушур Доктор и Фома попали как раз к большому празднику Тара-Кан, длящемуся несколько дней и ночей, если кто их мог различить. День и ночь были почти одинаково угрюмы в зловещем инфракрасном излучении здешнего неба. Светила, как они с Доктором ни старались, найти на тусклом небосклоне им не удавалось, говорили, что оно появляется, но редко.

— Хаос, — ворчал Фома, — ни весны, ни лета, ни дня, ни ночи. Дурдомбр! Как ты это делаешь, сумасшедший?

И во весь голос декламировал Джона Донна:

— Солнце пропало, земли не видать

И разум не скажет, где нам их искать!

Разум, на самом деле, долго кричал, что он не будет играть в такие игры, что это бред и что он не верит, потом сказал, что берет отпуск имени ступора, и обиженно замолчал. Успокоился и Фома, потому что во всем остальном изнанка мира ничем не отличалась от лицевой его стороны. Те же люди, тот же растительный и животный мир, только флора несколько более чахлая и дикая, а фауна, не в пример, монстрообразна. Да еще проблемы со сменой дня и ночи, но к ним можно было привыкнуть, как к полярной ночи, тем более что холод стоял все время собачий.

Пиком многодневного празднества и его логическим завершением был рыцарский турнир, главный в году, поэтому съезжались на него со всего Томбра, со всех его провинций. Победитель получал богатый приз, но главной особенностью этого турнира было то, что получивший награду рыцарь мог сразиться с самим Милордом. Конечно, не по-настоящему («ха-ха-ха!» — хохотал Фома, понимающе: в дурдоме иначе быть не может!), никто не мог противостоять Верховному Правителю в открытой схватке. Поединок носил скорее символический характер: противники сталкивались, Милорд легко ударял в щит соискателя и того уносили в бессознательном состоянии, которое наступало больше от самого факта, что перед тобой Великий Рыцарь Жезла, нежели от удара.

Город был наводнен приезжими и Фома с Доктором легко затерялись среди гостей, экипировавшись под местное дворянство — меховой плащ, такая же шапка и обязательное пьянство по вечерам в какой-нибудь таверне или корчме. Они беспрепятственно бродили по всему городу, никто не обращал на них внимания, хотя Фома, пока Доктор не видел, раздавал Фимины визитные карточки, приговаривая, что он тоже когда-то болел.

Несколько раз, в толпе зевак, они объезжали замок Милорда на высокой скале. Вокруг все и вся было в предвосхищении великого праздника. Вообще, турниров в Томбре было множество, но во всех остальных Милорд не участвовал, тем самым сильно снижая их рейтинг. Поэтому мечтой каждого рыцаря изнанки было попасть на турнир Тара-Кан. Помимо денег, славы и лицезрения Верховного Громовержца и даже поединка с ним, счастливчик мог рассчитывать попасть в свиту Великого Князя, если не слишком далеко отлетит от удара последнего, выживет и понравится ему манерами.

— Манерами полета? — поинтересовался Фома, когда услышал этот рассказ в первый раз.

Это происходило на постоялом дворе, хозяин которого словоохотливо рассказывал приезжим о турнире и празднике; таковых, кроме сайтеров, набралось немало.

— Какого полета? — сбился хозяин.

— После удара Милорда.

— Милорд не объясняет, почему он выбирает того или иного рыцаря! — сухо заметил корчмарь. — Посмотрел бы я на твой полет, да ты и отбор не пройдешь!

На Фому зашикали; рассказ продолжался, а Фома, не обижаясь на сумасшедших, отводил душу в странном, крепком напитке, похожем на разбавленный спирт, только газированный, что сообщало мозгам сильнейшую эйфорию уже после первого доброго глотка. Напиток так и называли, заказывая, «газировкой» и он сильно отдавал аммиаком, но… больше согреться было нечем. Доктор был наверху постоялого двора,