Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, в общем, ты не волнуйся, Коля на тебя совсем не обижается.
— За что? — теперь уже удивился Фома.
«Значит, свадьбы тоже не было?.. Господи, как же я запутался со всем этим!»
— Ну… то, что мы… с тобой.
— Только в психушку засадил, а так — зла не держит!.. — Понял он, ставя следующую кость на попа.
— Это не он, это я!..
Башня опять качнулась, точнее, не качнулась, а ее чуть-чуть повело. Фома быстро снял верхнюю кость, потом еще две — мгновенно и бесшумно. Равновесие установилось. Ирина с изумлением, похожим скорее на испуг, наблюдала за его манипуляциями. Он был похож на фокусника эквилибриста в цирке — весь молния, внимание и точность.
— Не говори так громко, — попросил он, снова устанавливая кости. — А тебе-то я что сделал?
— Фомин, ты не понимаешь! — всплеснула руками Ирина.
— Стой!! — зашипел он.
Но было поздно, башня заваливалась от ее взмаха.
— Ну вот!.. — Он сокрушенно вздохнул, и снова полез под стол, но и там его преследовал виноватый от невозможности оправдаться голос Ирины.
— Ты хоть помнишь в каком состоянии ты находился?
— Нормальном.
— Ты даже выброситься хотел — нормальном! — едва успела. Ты пил, как!..
— Ладно… — Фома отмахнулся. — Теперь снова складывать придется…
Он встал над столом, посмотрел в больные глаза Ирины.
— Не мешай хоть выбраться отсюда…
Башня снова начала расти.
— Как ты с ним-то сошлась?.. Вообще откуда он взялся, этот?..
— Кто? С кем? — не сразу поняла она. — Да это не я — Коля! Третий раз спрашиваешь. Он его шефа пользовал, у того срыв был, после кризиса в августе.
— Не выдержал пахан.
— Почему — пахан?
— А как ты думаешь, чем занимается твой Коля?
— Боксом. Он на соревнования ездит, у него награды… он воевал, — поспешно добавила Ирина.
— И как часто он соревнуется?
— А почему ты спрашиваешь?
«А действительно, что это я, может он и не заказной и мочит только на ринге?»
Фома посмотрел на нее. В испуганных глазах Ирины была мольба ничего не говорить об этом. Он вздохнул.
— Значит, я здесь месяц уже?
Она поспешно кивнула.
— Больше даже… два. Просто последний месяц стало лучше. Правда-правда! — горячо убеждала она его. — Ты стал меня узнавать.
— А он как?.. — Фома кивнул в конец коридора, где за стеклянной дверью маялся Колян.
— Не, не ревнует… а почему ты про меня не спрашиваешь?
— А потому что ты боишься меня и врешь.
— Да! — обиделась Ирина. — Ты сам не знаешь, какой ты!.. Какой-то не такой, временами просто страшный!
— Правильно, сдали в дурдом, а теперь боятся, — усмехнулся Фома.
— Никто тебя не сдавал, Фомин, тебя спасали от…
Она снова прикусила губу.
— Ага… — Он сосредоточенно, кость на кость, складывал башню. — От чего это интересно меня спасали?
— От себя!..
Разговор так и не получился. Фома угрюмо и сосредоточенно строил башню, потом спросил, зачем она пришла. Ирина смешалась: как зачем? Проведать!..
— Проведала? Передай Коле, что я чувствую себя хорошо.
У нее от обиды потемнели глаза, потом вспыхнул упрямый румянец.
— Я ещё приду! — пообещала она. — Без него!.. — Кивок в конец коридора.
— А ему скажи, чтоб без тебя… — Фома даже не посмотрел на нее, когда она встала. — У сумасшедших время тянется, каждому посетителю рады.
— Что-то я не вижу!
— Это я от радости…
Дверь в комнате хлопнула так же обиженно и звонко, как прозвенели иринины «пока» и цокот каблучков по полу. Так же обиженно распалась почти достроенная башня. Больше строить не дали. Вошел Петрович Руки до Земли.
— Давай, Келдыш, хватит развлекаться!
— Как выздоровею, сразу за грибами вместе пойдем! — подмигнул ему Фома.
— Ты выздоровеешь, придурок! Скорее я стану сумасшедшим. Иди-ка, давай, по добру!..
— За что люблю тебя, Петрович, так это за то, что где-то тебя видел, а где — не скажу!..
— Ты хочешь сказать, что меня ищут? — не поверил Фома. — Я же ничего такого… случайно! Даже не знаю, как это получилось!
— Вот тебе и расскажут! И организацию тебе подпольную подберут и спонсоров из ЦРУ найдут, все сделают! Даже покалеченных предъявят, двух или трех, со справками из «травмы» от того же числа. Ты что не знаешь, как такие дела делаются?
Со слов Ефима выходило, что деваться Фоме некуда. Сидеть тихо в означенном заведении и молить святых всех Бедламов, чтобы уберегли, отвели и наставили на путь истинный, благоразумный.
— Пока не уляжется, Фома!.. — Ефим не понимал его легкомыслия. — А что?.. Не дует, каша есть, лопай — ровняй морду с жопой. Шутка. Из словаря Даля… В смысле, выздоравливай!
Каша у Фомы стояла уже поперек горла, а затхлая атмосфера психушки обрыдла еще больше. Так что в отношении «не дует» у него было шибко свое мнение. И хотя сообщение Ефима оглушило его сначала, мысль о свободе была еще оглушительнее, а уж очаровательнее точно!
Часа через три, все обдумав, он понял, что ему нечего боятся. Ходил же он полдня с этой газетой на груди и ничего! Никто даже не поинтересовался, не говоря уже о том, чтобы задержать террориста.
— Не путай божий дар с яичками! — смеялся Ефим. — Одно дело, когда какой-то пьяница шатается с газетой, ясно море, на опохмелку просит экстравагантным способом, мол, политический оппонент режима, и другое — развернутый поиск, оперативный розыск это у них