Добрая половина Атланты была в родстве или считала себя вродстве с Мелани и Индией. Разветвленная сеть кузенов, троюродных братьев,сестер, племянниц и всяких дальних родственников была столь сложной изапутанной, что никто, кроме уроженца Джорджии, не мог бы в этом разобраться.Они всегда представляли собой единый клан, который, стоило прийти беде, смыкалщиты и образовывал непробиваемую фалангу, каковы бы ни были мненияродственников друг о друге и о поведении тех или иных из них. Если не считатьпартизанской войны тети Питти против дяди Генри, над которой многие годы веселопотешались все родственники, между членами клана внешне всегда поддерживалисьдобрые отношения. Как большинство семей в Атланте, это были милые,уравновешенные, сдержанные люди, не склонные даже мягко журить друг друга.

Но сейчас клан раскололся надвое, и город мог наслаждатьсязрелищем кузенов и кузин в пятом или шестом колене, которые принимали разныестороны в этом скандале, потрясшем всю Атланту. Это принесло немало трудностейи осложнений и той половине города, которая не состояла с ними в родстве, иботребовало от людей предельного такта и долготерпения: ведь война между Индией иМелани произвела раскол почти в каждом кружке или собрании. Поклонники Талии,Кружок шитья для вдов и сирот Конфедерации, Ассоциация по благоустройству могилнаших доблестных воинов. Субботний музыкальный кружок. Дамское вечернееобщество котильона, Кружок по устройству библиотек для юношества — все быливовлечены в эту вражду, как и четыре церкви, вместе с Дамами-попечительницами имиссионерскими обществами. И все зорко следили за тем, чтобы члены враждующихгрупп не оказались в одном и том же комитете.

В дни приемов у себя дома от четырех до шести матроныАтланты пребывали в непрерывном трепыхании и страхе, как бы Мелани и Скарлеттне явились и не застали у них в гостиной Индию и преданных ей родственников. Извсей семьи больше всего страдала тетя Питти. Именно Питти, всегда стремившаясяк тому, чтобы уютно жить в окружении любящих родственников, и сейчас готоваяслужить и вашим и нашим. Но ни те, ни другие не допускали этого.

Индия жила с тетей Питти, и если Питти встанет на сторонуМелани, как ей бы хотелось, Индия тут же уедет. А если Индия уедет, чтостанется тогда с бедненькой Питти? Она же не может жить одна. Ей пришлось бытогда поселить у себя чужого человека, либо заколотить дом и переехать кСкарлетт. А тетя Питти смутно догадывалась, что капитану Батлеру это может непонравиться. Или же ей пришлось бы поселиться у Мелани и спать в крошечнойкаморке, которая служила детской для Бо.

Питти не слишком обожала Индию — она робела перед ней: ужочень Индия была сухая, жесткая, непреклонная в суждениях. Но она позволялаПитти сохранять уютный образ жизни, а для Питти соображения личного комфортавсегда больше значили, чем проблемы морали. Так что Индия продолжала жить уПитти.

Однако ее присутствие в доме превратило тетю Питти в центрбури, ибо и Скарлетт и Мелани считали, что она стала на сторону Индии. Скарлеттрешительно отказалась увеличить содержание Питти, пока Индия находится пододной с ней крышей. Эшли же каждую неделю посылал Индии деньги, и каждую неделюИндия молча гордо возвращала чек — к великому огорчению и испугу Питти. Сденьгами в красном кирпичном доме было бы совсем плохо, если бы не дядя Генри,хотя Питти и унижало то, что приходится брать деньги у него.

Питти любила Мелани больше всех на свете, за исключениемсебя самой, а теперь Мелани держалась с ней холодно и вежливо, как чужойчеловек. Хотя она жила, по сути дела, на заднем дворе тети Питти, она ни разуне прошла через изгородь, а в свое время бегала туда-сюда по десять раз в день.Питти заходила к ней, и плакала, и изливалась в любви и преданности, но Меланивсегда отказывалась что-либо с ней обсуждать и никогда не отдавала визитов.Питти прекрасно понимала, что она обязана Скарлетт, — по сути дела,жизнью. В те черные дни после войны, когда Питти встала перед выбором — либопринять помощь брата Генри, либо голодать, именно Скарлетт взялась вести еедом, кормить ее, одевать, именно благодаря ей могла тетя Питти высоко держатьголову в атлантском обществе. Да и после того как Скарлетт вышла замуж иперебралась в собственный дом, она была — сама щедрость. А этот страшныйтаинственный капитан Батлер.., после того как он заходил к ней со Скарлетт,Питти не раз обнаруживала у себя на столике новенький кошелек, набитыйбанкнотами, или в шкатулке для шитья — кружевной платочек, завязанный в узелок,а в нем — золотые монеты. Ретт всякий раз клялся, что понятия ни о чем не имеет,и без обиняков заявлял, что это наверняка от тайного поклонника — не иначе какот шаловливого дедушки Мерриуэзера.

Да, Мелани дарила Питти свою любовь, Скарлетт дарилаобеспеченную жизнь, а что дарила ей Индия? Ничего, кроме своего присутствия,которое избавляло Питти от необходимости нарушить приятное течение жизни исамой принимать решения. Все это было очень грустно и так бесконечно вульгарно,и Питти, которая в жизни не приняла ни одного решения, махнула на все рукой —пусть идет, как идет, однако же проводила немало времени в безутешных рыданиях.

В конце концов, кое-кто искренне поверил в то, что Скарлеттни в чем не виновата, — поверил не из-за ее личных достоинств, а потому,что этому верила Мелани. Иные поверили с оговорками, но были любезны соСкарлетт и посещали ее, потому что любили Мелани и хотели сохранить ее любовь.Сторонники же Индии лишь холодно с нею раскланивались, а некоторые даже открытогрубили. Эти последние ставили Скарлетт в неловкое положение, раздражали, ноона понимала, что если бы Мелани так быстро не пришла ей на помощь, весь городбыл бы сейчас против нее, она бы стала изгоем.

Ретт отсутствовал целых три месяца, и за все это времяСкарлетт не получила от него ни слова. Она не знала ни где он, ни сколькопродлится его отсутствие. Она даже понятия не имела, вернется ли он вообще. Всеэто время она занималась своими делами, высоко держа голову и глубоко страдая вдуше. Она не очень хорошо себя чувствовала, но, побуждаемая Мелани, каждый деньбывала в лавке и старалась хотя бы внешне поддерживать интерес к лесопилкам.Впервые лавка тяготила ее, и хотя она принесла тройной доход по сравнению спредыдущим годом — деньги так и текли рекой, — Скарлетт не могла заставитьсебя интересоваться этим делом, была резка и груба с приказчиками. ЛесопилкаДжонни Гэллегера тоже процветала, и на лесном складе без труда продавали всеподчистую, но что бы Джонни ни говорил и ни делал, все раздражали ее. Джонни,будучи, как и она, ирландцем, наконец вспылил от ее придирок и, пригрозив, чтоуйдет, произнес на этот счет длинную тираду, которая кончилась так: «На этом яумываю, мэм, руки, и проклятье Кромвеля да падет на ваш дом». Чтобы утихомиритьего, Скарлетт пришлось долго и униженно перед ним извиняться.

На лесопилке Эшли она не была ни разу. Не заходила она и вконтору на лесном складе, если могла предположить, что он там. Она знала, чтоон избегает ее, знала, что ее частое присутствие в доме по настоятельнойпросьбе Мелани было для него мукой. Они никогда не оставались вдвоем, ни разу неговорили, а ей не терпелось задать ему один вопрос. Ей так хотелось знать, невозненавидел ли он ее, а также что он сказал Мелани, но Эшли держался от нее нарасстоянии и беззвучно молил не заговаривать с ним. Ей было невыносимо видетьего лицо, постаревшее, измученное раскаянием, а то, что его лесопилка каждуюнеделю приносила лишь убытки, тем более раздражало ее, но она молчала.