Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напротив, поражение речевых центров в левом полушарии, например, в результате инсульта, имеет катастрофические последствия, поскольку лишает человека способности говорить или понимать чужую речь. Эта патология называется афазией и бывает разных типов в зависимости от локализации поражения: центр Вернике (понимание речи) или центр Брока (моторная артикуляция речи).
В действительности, в нормальных условиях оба полушария гармонично работают вместе. Они связаны 200 миллионами волокон, чье сплетение образует мозолистое тело.
Явное различие между полушариями заключается в том, что левое функционирует аналитически и серийно, то есть анализирует последовательность событий во времени, в то время, как правое является более синтетическим и визуально ориентированным, целостным, то есть воспринимает форму как единое целое. Оно функционирует как бы параллельными потоками, анализируя все события одновременно.
Интересное различие между двумя полушариями можно увидеть, наблюдая за японским языком, где используются одновременно две системы письменности: кандзи, основанная на идеограммах – письменных знаках, иероглифах, и кана, опирающаяся на фонетику слогов. Правое полушарие анализирует кандзи, идеограммы, а левое – кану. Например, поражение левого полушария вызывает дислексию[54], но при этом оставляет нетронутой способность писать идеограммы.
Благодаря этим связям два полушария обмениваются получаемой информацией и, с точки зрения механизмов возбуждения и торможения, представляют собой идеально сбалансированную систему.
Более поздние исследования изучали функциональные последствия временного или необратимого нарушения баланса между полушариями. Другими словами, когда в боксерском поединке оба соперника оказываются в разных условиях и один из них неизбежно побеждает: два полушария больше не работают в полном согласии друг с другом, одно начинает доминировать, заставляя другое сократить свои функции. Чаши весов больше не находятся на одном уровне: если на одну ложится больший вес, то другая, естественно, поднимается.
Эффекты бывают самыми неожиданными и вызывают удивительные функциональные изменения: поражение левого полушария, в результате которого возникают афазии или речевые нарушения, например, дислексия, ведет к доминированию правого полушария. Сбои порождают изменения, близкие к сфере своего влияния, – преобладание эмоциональных и творческих аспектов. Иногда они вызывают непреодолимое и внезапное желание посвятить себя изобразительному искусству. Совершенно другие изменения происходят при поражении правого полушария, когда на первое место выходят устная и письменная речь.
Если отсутствует баланс между двумя полушариями, иерархия компонентов множественного интеллекта так же меняется. Очень интересно бывает находить примеры этому в литературе, где в подробностях описываются случаи парадоксального повышения продуктивности. Я упомяну только два, они довольно известны, потому что являются весьма наглядными и поучительными.
Первая, возможно, самая известная, это история Нади: ее родители, беженцы из Беларуси, эмигрировали в Великобританию, в Манчестер, языка они не знали и жили на грани абсолютной нищеты. Первые два-три года своей жизни ребенок не говорил, девочке был поставлен диагноз «неспособность к обучению», связанный с проявлениями аутизма. Удивительно, но в возрасте трех лет Надя начала рисовать очень красивые, необычные рисунки, совершенно нетипичные для ребенка ее возраста, и продолжала это делать до пяти-шести лет. В жизни семьи появились другие трудности, и после смерти матери Надя оказалась в детском доме. В возрасте семи лет она начала говорить и перестала рисовать; о ее рисунках после этого возраста ничего не известно. Во взрослом возрасте ее интеллект стал считаться обычным, с легкой формой слабоумия она устроилась работать на почту. Надя была левшой.
Небезосновательно, что в раннем детстве преобладание правого полушария «помогало» ей адаптироваться к жизни из-за сосредоточенности на зрительной информации, при том что функции левого полушария снижались. Когда в возрасте семи лет девочка начала говорить, оба полушария уравновесились и парадоксальное повышение продуктивности исчезло.
Второй случай, который я хотел бы упомянуть, это история французского композитора Мориса Равеля (1875–1937), который в возрасте пятидесяти двух лет, начиная с 1927 года, страдал от загадочной формы слабоумия и постепенно терял способность говорить, писать и играть на фортепиано.
В процессе создания своей, возможно, самой популярной оперы, «Болеро» (1928), у композитора, скорее всего, ухудшилась работа левого полушария мозга, и никакой творческий кризис здесь ни при чем. В опере упор делается на оркестровые тембры[55], а не на сложную мелодику, а за тембр отвечает в основном правое полушарие.
Неврологи давно задавались вопросом о природе заболевания композитора, и многие подозревали у него болезнь Альцгеймера. Но, по мнению Франсуа Боллера из Центра исследований Поля Брока в Париже, симптомы проявились слишком рано, да и память Мориса Равеля практически не пострадала, поэтому диагноз вряд ли верный. По мнению Франсуа Боллера, Морис Равель страдал от двух разных заболеваний: первичной прогрессирующей афазии, вызванной эрозией речевых центров, и кортикобазальной дегенерацией, которая лишает пациента контроля над движениями. Поэтому, по словам Франсуа Боллера, Морис Равель был буквально заперт в своем теле, и при этом потерял способность сочинять музыку. Способности, утраченные композитором, были в основном связаны с работой левого полушария, но на самом деле в сочинении и исполнении музыки задействован практически весь мозг. По мнению Франсуа Боллера и его коллег, поздние сочинения Мориса Равеля демонстрируют первые признаки ослабления левого полушария, сопровождающиеся преобладанием правого, отвечающего за тембры.
Помимо «Болеро», примером может служить и «Концерт для фортепиано с оркестром, для левой руки», написанный в 1930 году. На самом деле «Болеро» содержит всего две темы, каждая из которых повторяется тридцать раз, а также двадцать пять различных комбинаций звуков. Сам Морис Равель описывал его как «оркестровое сочинение без музыки». Очевидно одно: отличить развитие болезни от эволюции художественного таланта порой весьма сложно.
Глава четвертая
Человек – это память
И то,
Что носим мы в душе,
В грядущее готовясь…
Джакомо Леопарди[56]
1. Память о будущем
«Память о будущем? – спросит изумленный читатель, – Но как можно помнить о том, чего еще не знаешь?» С точки зрения биологии, это совершенно невозможно, если только речь не об анализе ДНК, который при некоторых заболеваниях может предсказать грядущие события, как правило, весьма печальные. Но загадку в названии этой главы довольно просто разгадать, хоть ответ и содержит в себе весьма неблагоприятный прогноз, к тому же, неизлечимый. Речь идет об одном особом типе памяти, который, хоть и носит теперь новое название, по сути уже давно известен и, кажется, присущ только человеку. Люди, бесспорно, обладают многими особыми умениями, самое знаменательное из которых