— С вами трудно разговаривать, Егор Степанович, — неожиданновздохнули в трубке, и Егор перестал рисовать рожи.

Очевидно, эта Лидия Шевелева неплохая журналистка, потомучто она тоже виртуозно меняла интонации, на ощупь как бы примеряясь, пытаясьустановить, на что в конце концов клюнет этот сухарь, не умеющий общаться спрессой.

— Мы выпустим пресс-релиз, — пообещал Егор, которомунеожиданно надоел разговор. Он не любил, когда кто-то пытался нащупать егослабые места да еще так откровенно. — Следите за нашими сообщениями.

— Буду следить, если больше ничего не остается. Скажите, аваш бойкот средств массовой информации не распространяется на программу“Зеркало”?

“А, дьявол тебя возьми! При чем здесь “Зеркало”? Я ничего незнаю ни про какое “Зеркало”!”

— Боюсь показаться неоригинальным, — заявил Егор холодно, —но все же повторюсь — никаких комментариев.

— Означает ли это, что бойкот все же существует, но наотдельные средства массовой информации не распространяется?

— Это означает то, что означает, — Егор старался бытьтерпеливым, — никаких комментариев.

— Ясно, — подытожили в трубке. — Вы сослужите вашему шефуплохую службу, если будете с ходу отметать журналистов, Егор Степанович.

— Спасибо, что предупредили. — Егор захохотал, еще не донесятрубку до аппарата.

Наверное, она услышала, как он захохотал, эта леди сголосом, похожим на теплый французский коньяк. Даже скорее всего услышала. Но,елки-палки, никто уже много лет не учил его жить и не пытался так откровеннозаставить плясать под свою дудку.

“Что происходит на свете, а? Вчера ночью я подрался уподъезда собственного дома, сегодня почему-то разговариваю с никому неизвестной журналисткой, трачу на нее время и сдерживаюсь из последних сил,чтобы не начать оправдываться!

Да, и еще “Зеркало”, о котором она говорила. Что тамнадумали в пресс-службе? Он не даст разрешения на интервью даже Ларри Кингу изСи-эн-эн, не то что “Зеркалу”… Хотя шеф вроде дружит с ведущим этого самого“Зеркала”. Или это не он дружит, а его жена?..”

Егор несколько секунд подумал.

Ситуация требовала прояснения. В конце концов, он привыкбыть последовательным.

Он нажал кнопку и негромко сказал в селектор:

— Соедините меня с Игорем Абдрашидзе.

Так звали зама по прессе. Егор не слишком его любил, потомучто Абдрашидзе был ближе к шефу, чем сам Егор, и следовательно, имел большийвес и влияние.

Если Абдрашидзе решил что-то через голову Егора Шубина,значит, нужно заставить его отыграть назад и дать понять, что через эту самуюголову перешагнуть нельзя. Или вместе, или никак.

Он умел ставить людей на место и делал это так же виртуозно,как менял тон в разговоре.

— Слушаю, Егор Степанович, — раздался в селекторепрокуренный голос с чуть слышным грузинским акцентом. — Доброе утро. Мы с тобойвроде не виделись сегодня?

— Не виделись, Игорь Вахтангович, — подтвердил Егор. —Доброе утро. Вопрос у меня к тебе. Есть время, чтобы ответить?

— Что это? — спросил Леонтьев недовольно. Он пил вредакционном буфете кофе, одним глазом читал чью-то уже размеченную статью имерно постукивал по столу мобильным телефоном, как будто это карандаш илисигарета. На лице у него была сосредоточенная скука, и, оглянувшись посторонам, Лидия моментально поняла, откуда весь его байроновский вид. Засоседним столиком сидели две неизвестные красотки и во все глаза рассматривалипогруженного в задумчивость Леонтьева.

— Прости, что не даю тебе допить кофе в тишине и покое, —сказала Лидия, испытывая мстительную радость от того, что ее спина загородилакрасоткам всю полосу обозрения. — Просто я боюсь, что потом тебя не застану.Вот, возьми и послушай.

— Что слушать-то? — Леонтьев повертел кассету в руках. — Эточто? Запись разговора Березовского с Гусинским?

— Это запись разговора Шевелевой с Шубиным, — пояснилаЛидия, — и это гораздо интереснее, чем Березовский с Гусинским.

— Кто такой Шубин? — спросил Игорь рассеянно. Красоткиподнялись из-за своего столика, он проводил их глазами.

Лидия вздохнула:

— Шубин — это как раз и есть глава юридической службыТимофея Кольцова, из-за которого ты утром чуть меня не уволил.

— Ну не уволил же… — пробормотал Леонтьев. — Видишь, значит,до него вполне можно дозвониться, правда?

— Я дозвонилась до него совершенно случайно. Просто сегоднякуда-то делись все его пятнадцать помощников и он вынужден был поговорить сомной.

К тому же я ничем, кроме этих дурацких звонков, незанималась.

— И что он говорит, этот Шубин?

— Ни кроватей, говорит, не дам, ни умывальников… — себе поднос пробормотала Лидия. Ей тоже хотелось выпить кофе, и она раздумывала,прилично ли будет расположиться рядом с замом главного или лучше подождать,пока он уйдет.

— Что?! — Игорь наконец посмотрел на нее, а не сквозь нее,как смотрел все это время.

— Шубин говорит, что никакого интервью не будет. От вопросао “Зеркале” он ловко ушел. — Лидия все-таки уселась за стол, хотя Леонтьев еене приглашал и не испытывал никакого дискомфорта от того, что сам сидит, а онастоит перед ним почти навытяжку, как нашкодившая восьмиклассница перед завучем.

— Ладно, — заявил Игорь снисходительно, — я ему сам позвоню,этому Шубину.

Лидия пожала плечами:

— Звони.

Иногда он вел себя просто ужасно. Он умел задеть как-то наредкость больно и даже не заметить этого.

Он сам позвонит! Это означало, что Лидия с заданием несправилась и теперь требуется вмешательство начальства. Начальство на Лидиюпонадеялось, а она… подвела. Как лошадь из анекдота, которую просили —всего-навсего! — сделать сальто в воздухе, а лошадь так и не смогла.

— Кофе будешь? — спросил Леонтьев. — Заказать тебе?

— Закажи, — согласилась Лидия. — Игорь, я тебе хотела однуштуку показать и спросить, что ты об этом думаешь.

— Спроси, — в тон ей ответил Леонтьев, и они неожиданноулыбнулись друг другу.

Жаль, что так ничего у них и не сложилось.

Все давно ушло, и больное место уже не горело огнем, а всеголишь ныло тупой бессмысленной болью, но иногда — на секунду! — вспыхивал ипропадал злой всполох уже почти совсем побежденного, почти задавленного пламени— господи, ну почему, почему так ничего и не сложилось?!