— Это мы уже слышали, — пробормотал Егор. — Дед, ты объясниему, что квартира на охране, и если он сейчас начнет в дверь ломиться, приедутменты и нам разборок как раз до утра хватит. Так что все ложатся спать, какхорошие мальчики. Дед, тебя это тоже касается.

В ванной Егор с наслаждением почистил зубы, уставшие за деньот кофе и сигарет, и только залез в горячую, исходившую успокоительным паромводу, как в дверь поскреблись и на пороге показался дед.

— Что это ты так задержался? — спросил Егор сердито. — Ядумал, ты сразу притопаешь меня жалобить. Ну? Какую он тебе историю рассказална этот раз?

Дед вынул из корзины свежее полотенце и тихонько положил накрай черной ванны, в которой лежал Егор.

— Мать его выгнала, — сказал дед жестко. — Две недели назад.Он жил у какого-то Дрона, но три дня назад его выгнали и оттуда. Одну ночь онпереночевал у подружки, вторую на вокзале, но там его забрали в милицию, потомучто у него не было с собой паспорта.

— Били?

— Не знаю. — Дед присел на пуфик и пригорюнился. — Идти емунекуда, он даже вещи забрать из той квартиры не хочет.

— И что я должен делать? — спросил Егор злобно. — Рыдать надего горькой судьбой?

Он всегда злился, когда не знал, что делать. Что делать сДимкой, он не знал совершенно.

Димка вышел из-под контроля, когда ему было лет десять, и стех пор загнать его обратно никому не удавалось, да никто особенно и нестарался.

Маргарите — их общей матери — на Димку было наплевать. Отецего, как и отец Егора, растворился в необозримых российских просторах сразупосле Димкиного рождения. Двадцатилетний Егор заниматься новорожденным братомне мог — он тогда только-только пришел из армии, поступил в университет и жил сдедом, потому что жить с матерью не мог никогда.

Димка с первого дня своей жизни был никому не нужен и всеммешал.

— Пусть поживет у нас, Егор, — попросил дед жалобно. — Нукуда он пойдет? Сразу в тюрьму?

За этот просительный дедов тон Егор неожиданно и остро себявозненавидел.

Дед, не задумываясь, взял его к себе, когда жизнь с матерьюстала невыносимой. Он растил его — занимался с ним геометрией, лечил отпостоянных ангин, которые мучили Егора, когда ему было пятнадцать, приезжал кнему в часть на присягу, привозил колбасу и яблочное варенье собственногосочинения, переписывал за него курсовые работы в университете, когда у внука нехватало сил. Егор сразу стал работать и уставал так, что иногда засыпал влифте, потому что там было тепло и качало.

Дед сделал из него человека, не дал пропасть и теперь таксмиренно просит, чтобы он оставил у себя собственного брата!

— Дед, — сказал Егор, вытаскивая из пенного тепла поджароедлинное тело, — не страдай ты так, ради бога! Я чем виноват? Что ты мне напсихику давишь? Пусть остается, мне-то что? Я дома бываю только по ночам, да ито не каждый день. Охота тебе с ним возиться — возись, только не смотри глазамискорбящей Божьей Матери…

— Как же я могу с ним не возиться? — спросил дед, глядя взапотевшую черную стену. — Он мой внук. Такой же внук, как и ты. Он не виноват,что у его матери… так много трудностей.

— Да уж! — фыркнул Егор.

Трудностей у Маргариты всегда хватало. А когда не хватало,она моментально их создавала. По части трудностей Маргарита была простовиртуоз.

— Спасибо, Егор, — поблагодарил дед, не глядя ему в глаза. —Я знаю, тебе не слишком хочется, чтобы Дима путался у тебя под ногами. Крометого, ты еще и деньги…

Этого Егор вынести не мог.

— Дед, моих денег хватит на то, чтобы прокормить пятнадцатьДимок до конца жизни! Вместе с женами, детьми и внуками. — Он кое-как вытерся ишвырнул полотенце на пол. — Где мой халат?! Куда его дела Светлана Пална? Кудаона вечно все девает?!

— Светлана Павловна у нас уже год как не работает, Егор, —произнес дед с сочувствием. — У нас работает Наталья Васильевна.

— Да хрен с ними обеими! — заорал Егор и, выдернув изкорзины сухое полотенце, обмотал его вокруг пояса. — Все! Хватит! Я иду спать!И отстаньте от меня все!!!

Когда дубовая дверь в спальню с чудовищным грохотомзахлопнулась за его возмущенной спиной, из дедовой комнаты выглянул Димка. Дедприложил палец к губам и на цыпочках двинулся к нему. Как заговорщики, ониосторожно прикрыли за собой дверь и посмотрели друг на друга.

— Ну что? — спросил Димка шепотом. — Орет?

— Орет, — согласился дед.

— Выгонит? — спросил Димка, помедлив.

— Ну конечно, нет! — Дед возмущенно взмахнул старческойрукой в синих венах, как будто Димка спросил у него невесть какую глупость. —Он же твой брат. Он тебя любит.

— Да! — сказал Димка с ненавистью. — Любит!

— Давай спать, Дима, — попросил дед устало. — Я тебя поднимув восемь, и ты пойдешь в институт.

Димка промолчал.

Он совершенно точно знал, что ни в какой институт завтра непойдет и никогда не пойдет.

Завтра он найдет подлеца Пашку и тех ублюдков, что присталик Егору на улице, и поговорит с ними по-своему. А еще через несколько дней егоздесь не будет.

Он начнет новую жизнь далеко от своих поганых родственников,и все у него будет хорошо.

Только бы ничего не сорвалось.

У него будет много денег, крутая машина и любая девица,которую он только пожелает.

Осталось продержаться всего несколько дней.

* * *

— Шевелева! — Игорь Леонтьев на секунду поднял голову отразложенного перед ним на столе макета завтрашнего номера. — Зайди!

Лидия, с разгону пролетевшая было мимо его кабинета,притормозила и вошла, слегка запыхавшись.

— Привет, Лид, — поздоровался сегодняшний выпускающий СтаеСмирнов. Он стоял за стулом Леонтьева, заботливо наклонившись через его плечо,как подобострастный чиновник из чеховской пьесы, который ловит каждое словостолоначальника. Впечатление портили только дорогие очки, сдвинутые на кончикноса, сигарета и трубка мобильного телефона, кое-как засунутая в нагрудныйкарман рубахи. Стае не был подобострастным чиновником, он был высококласснымредактором, и его согнутая спина и поза “чего изволите?” объяснялись не столькотрепетом перед начальством, сколько постоянным, нестерпимым желанием доказатьшефу, что он, Стас Смирнов, делает газету лучше всех.

— Привет, — сказала Лидия и улыбнулась Стасу. Леонтьевраздраженно шелестел бумагами, — очевидно, что-то в них было не так, как нужно.