Из укрытия были хорошо видны не только подъезд и вестибюль,но и вся стоянка. Стоянка небольшая, вместительная, закрытая с улицы. Въездперегорожен шлагбаумом. Рядом — будочка, в ней два охранника. Они по очередивыходят покурить. Один выходил три, а второй четыре раза. Это значит, чтопрошло уже около часа.

Впрочем, спешить некуда, время есть.

Поток машин на Ильинке, и без того не слишком плотный,совсем поредел. Начальники первой волны — средние и мелкие — уже проехали, авысокие еще трудятся.

Выполняют и перевыполняют.

Решают и перерешают…

Красавицы тоже иссякли. Неторопливые автоматические дверипропускают в основном мужчин, которые выходят по одному и не сбегают, а солиднопроносят себя до автомобилей.

Не пропустить бы. Ошибиться никак нельзя…

Очень высокий человек в распахнутом длинном пальто вышел излифта и остановился посреди залитого светом холла, словно давая себярассмотреть. Он что-то неслышно говорил в телефон, очки поблескивали с холоднымвысокомерием.

Он.

Нужно дождаться, когда он выйдет на крыльцо, и тогда —вперед. Ни секундой раньше или позже, иначе можно нарваться на охрану.

Ну сколько можно говорить?

Выходи…

Ну выходи же!..

Мужчина за чистым стеклом небрежно сунул телефон в карманпальто, слегка кивнул кому-то и широкими шагами пошел к двери.

Да. Сейчас.

Лидия выскочила из засады, пулей пронеслась мимо будочки сошлагбаумом, поскользнулась на подмерзшем асфальте, удержалась на ногах ивылетела наперерез Шубину, как раз когда он оказался на нижней ступенькекрыльца.

Хлопнула дверь, загрохотали ботинки — из будочки вывалилисьохранники.

— Егор Степанович, — выпалила Лидия, — моя фамилия Шевелева,газета “Время, вперед!”, мы разговаривали с вами утром по телефону. Мненеобходимо с вами поговорить.

Мужчина смотрел на нее сверху вниз, и за стеклами его очковбыло невозможно разглядеть выражения глаз. Он смотрел и молчал, и Лидиянеожиданно сильно струхнула.

— Егор Степанович…

Он молчал еще секунду, и Лидия уже решила, что сейчас онотдаст ее на растерзание охране.

Сзади ее сильно толкнули, и от неожиданности она уронилапортфель.

— Все в порядке, это пресса, — сказал Шубин как ни в чем небывало. — Пресса всегда появляется… внезапно.

— Вы ее знаете, Егор Степанович? — тяжело дыша прямо ей вухо, спросил подбежавший охранник.

— Знаю, — кивнул Шубин.

— В следующий раз, девушка, — очевидно, не сдержавшись,добавил второй, — если вы так побежите, вас кто-нибудь пристрелит.

— Это точно, — подтвердил первый. — Вы в офисе разговариватьбудете, Егор Степанович? Если в офисе, тогда зарегистрировать бы надо.

— В офис я ни за что не вернусь, — проговорил Шубин,продолжая внимательно изучать ее, как будто сообщал ей новость. — Пойдемте вмою машину. Спасибо, ребята!

Он отвернулся и пошел куда-то вбок, как бы за здание,совершенно не заботясь о том, идет за ним Лидия Или нет.

Ну и юрист. Не юрист, а террорист какой-то.

Он свернул за ряд голубых елей, засыпанных снегом ипо-новогоднему нарядных. Лидия трусила за ним, как провинившаяся собака захозяином. За елями оказалась еще одна стоянка, на которой дремали всего тримашины: два громадных тяжеловесных джипа и какой-то длинный представительскийлимузин.

Один из джипов при их приближении весело хрюкнул, подмигнулфарами и весь залился светом изнутри и снаружи. Лидия от неожиданности дажеприостановилась.

— Ну что же вы? — спросил Шубин насмешливо. — Садитесь.

— Егор Степанович, мне очень неловко, что я…

— Извинения можете потом написать на бумаге и прислать мнена факс. — Он распахнул перед ней дверь. — Садитесь.

— У меня только одна… — все пыталась объяснить она, неловковзбираясь на высокую подножку.

Он подождал, пока она наконец усядется, захлопнул дверь,обошел джип, в свете фар и в фалдах своего длинного пальто очень похожий награфа Дракулу, сел на водительское место и включил зажигание.

— Что вам нужно?

Лидия смотрела на него во все глаза. Он был совсем не таким,каким она его себе представляла. Он оказался старше и… неприятнее, чем нафотографиях или по телефону. Пожалуй, ему за сорок, а не около сорока, и онсамоуверен до такой степени, что хочется сию минуту сделать что-нибудь, чтолишило бы его этой самоуверенности. Он из тех людей, в разговоре с которыминикогда не можешь найти “достойного ответа”, зато к трем часам ночи сочиняешьцелые монологи с единственной целью — как-то оправдать в собственных глазах то,что он так и не признал в тебе человека… Да еще очки…

Консервативные, как “кадиллак” пятьдесят третьего года,стильные, стоящие бешеных денег. Не очки, а символ общественного иматериального положения.

И глаз не видно. И выражение лица не разберешь.

Очень удобно.

— Егор Степанович, меня зовут Лидия Шевелева, — решительноначала она. — Мы разговаривали утром по телефону, помните?

Он молча кивнул.

— Мне пришлось ловить вас таким… странным образом потому,что вы не стали бы со мной встречаться, а мне это очень важно.

— Я не дам разрешения на интервью, госпожа Шевелева, —сказал он ровно. — Вы не будете возражать, если я закурю?

Боже, он еще и вежливый! Впрочем, говорят, и крокодилыплачут, когда поедают очередного зазевавшегося туриста.

— Нет-нет, — заторопилась Лидия, — то есть да-да, курите,пожалуйста.

— Вот спасибо, — поблагодарил он. — Вы курите? Лидияприкурила от его зажигалки, хотя ей вовсе не хотелось курить. Перед тем каквыскочить из кустов, она выбросила в снег сигарету. Зато у нее появиласьсекунда, чтобы обдумать и подкорректировать свою речь.

Егор Шубин сбоку взглянул на нее.

Не только голос был похож на французский коньяк. Она всябыла… похожа. Не так чтобы уж очень хороша, но, взглянув на нее раз, хотелосьпосмотреть еще. У нее было яркое лицо — темные глаза, темные брови, красивыйрот. Волосы до плеч, гладкие и блестящие, мечта любого мужчины. Сосредоточенныйлоб — очевидно, она быстро решала, как именно с ним разговаривать, —смугло-розовые от холода щеки, длинные пальцы. Много колец, но никакогоманикюра. Или это у них теперь такой специальный маникюр, создающий видимостьотсутствия маникюра?..