– И ты, кстати, тоже. Это с ней ты вчера разговаривал возлегостиницы.

– Да вы что?!

И я в который уже раз подумал о том, какой же он, всущности, еще молоденький, этот опер Сережа Лисицын. Совсем ребенок. Толькодети умеют так искренне удивляться. Но больше всего меня поразило, что Лиля напротяжении всего разговора сидела с каменным лицом, как будто не знала никакую ТатьянуТомилину, не читала полчаса назад ее книгу и вообще все это ее не касается.Иногда моя девочка поражала меня своей способностью так глубоко уходить вкакие-то малышовые мысли, что с виду казалась глухонемой.

Мы закончили завтракать и вышли на улицу, которая уже успеластать жаркой и душной. Сергей проводил нас до пляжа, где мы и расстались,обменявшись взаимными обещаниями: он даст Татьяне посмотреть все материалы попожару, кроме тех, конечно, которые находятся у следователя, а мы с Татьяной иЛилей придем к нему в гости, чтобы порадовать маму и сестру личным знакомствомсо знаменитой (как оказалось, а я и не предполагал!) писательницей.

Рита появилась, как обычно, ближе к полудню. Сегодня ейснова было тридцать два, по-видимому, первый шок, вызванный убийством ееподруги Ольги, уже прошел, а смерть Люси Довжук как бы говорила: началасьполоса кошмаров, теперь так будет всегда, привыкайте, граждане. Во всякомслучае, судя по ее внешнему виду, Маргарита воспринимала ситуацию именно так.Она шла к нам через пляж, сверкая округлыми коленками в разрезах «лохмутиков»,и вид у нее был не подавленный, как вчера, а вполне деловой.

– Ты представляешь, – возбужденно начала она,выкладывая из сумки абрикосы и виноград, но я предостерегающе тронул ее за локоть.

– Лиля, ты не хочешь пойти в воду? – сказал я, полагая,что ребенку совершенно ни к чему слушать страшные истории.

– Нет, пап, я почитаю, – ответила она, не поднимая глазот раскрытой книги. Но я готов был поклясться, что она будет не читать, а слушатьнаши разговоры.

– А что ты читаешь, доченька?

Рита ни с того ни с сего решила поиграть в педагогику ипоинтересоваться, чем развлекает себя ее восьмилетняя дочь. Но я при этихсловах похолодел. Сейчас она увидит обложку детективного романа, и Лиля непременноскажет ей про тетю Таню, которая написала эту книгу, с которой мы живем в одномдоме и с которой я вчера поздно вечером уходил гулять. И вернулся весь в губнойпомаде. Совсем я утратил бдительность. Нужно было, как только Лиля заявила своеобычное «сейчас мама придет», посоветовать ей убрать голубую книгу в сумку идостать «Мумми-тролля». Хотя нет, наверное, это тоже было бы неправильным –учить ребенка обманывать мать.

И тут Лиля (в который уже раз за сегодняшний день?) сновапоразила меня. Она сделала вид, что не слышит вопроса, и продолжала сидеть,поджав под себя ноги и уткнувшись в книгу. Слава Богу, порыв Риты занятьсявоспитанием дочери угас так же быстро и внезапно, как и возник, и она сразу жепереключилась на обсуждение вчерашней трагедии.

– Ты уже слышал?

– Да, по телевизору сообщали, – осторожно ответил я,надеясь, что у Риты хватит сообразительности не называть вещи своими именами.

– Ты представляешь, пропали все драгоценности Казальской.Она же с ума сойдет, она пописать не ходит, не нацепив на себя килограммзолота.

Ну, Маргарита! Я уж думал, что за шесть лет совместной жизниплюс два года знакомства до свадьбы я изучил ее достаточно хорошо исобственными руками промерил всю глубину ее злословия, но она постояннопревосходила сама себя. Сергей мне сказал сегодня, что пропали не вседрагоценности, а только те, что лежали в запертой шкатулке.

– Неужели тебе не жалко ее соседку по номеру? – супреком спросил я.

– Жалко, – охотно согласилась Рита, но по ее лицу быловидно, что она об этом как-то не задумывалась. Ей было интересно. Она ужепредставляла себе, как приедет в Москву и будет всем рассказывать о страшныхсобытиях, очевидцем которых ей посчастливилось стать. – Я думаю, все делоздесь в председателе жюри. – Она многозначительно посмотрела наменя. – Поскольку первую премию наверняка получила бы Оля, кому-то этоочень не понравилось.

– И как ты думаешь кому?

– Я знаю, а не думаю, – уверенно ответила она. –Чего тут думать-то? Все же очевидно.

– Ну так кому же?

– Этой миллионерше, кому ж еще! – фыркнула Рита. –У кого хватит денег оплатить все это? Сама-то она оба раза крутилась на глазаху всех, так что совершенно очевидно, что она кого-то наняла.

Я понял, что Рита имеет в виду Регину Голетиани. А в самомделе, почему я так с ходу отверг ее кандидатуру? Почему, собственно говоря, ярешил, что ей не нужны пятьдесят тысяч долларов? Потому что ее отец –председатель правления крупнейшего в Литве банка, а муж имеет огромные валютныесчета по меньшей мере в четырех зарубежных странах? Но ведь хорошо известно,что среди миллионеров весьма часто попадаются люди расчетливые и бережливые,которые охотно вкладывают миллиардные суммы в проекты, сулящие прибыль, и в тоже время экономят на мелочах и не дают жене денег на новое платье, потому что унее и так есть что надеть. Может быть, Регине надоело постоянно просить у мужаденьги? Может быть, он держит ее на голодном финансовом пайке? Надоосторожненько поспрашивать у Риты.

– Да зачем ей деньги? У них такая богатая семья, – забросиля леску и стал с интересом ждать, попадется ли что-нибудь на крючок.

– Как это зачем? А мальчик? На него, знаешь, сколько денегуходит? А муж не дает ни копейки.

– Какой мальчик? – удивился я.

– Я же тебе рассказывала, только ты никогда меня не слушаешь, –с раздражением сказала Рита. – У нее есть мальчик, три годика. ВылитыйАлен Делон, ну, ты понимаешь, о ком я говорю.

Да, я понимал. Вернее, я вдруг вспомнил, что Ритадействительно рассказывала мне о том, что Регина Голетиани родила ребенка отизвестнейшего киноактера Владимира Ковача, который был внешне страшно похож наАлена Делона. Но почему-то я не задумывался о том, а что же по этому поводусказал ее муж. Только теперь до меня дошло, что муж не выгнал ее, потому чтобыл тесно завязан в финансовых вопросах с тестем, отцом Регины, и боялсяразрушать налаженную и отработанную годами машину совместного бизнеса. Регинаосталась при муже-миллионере, но с условием: мальчик должен воспитываться не вих семье. И как она будет решать этот вопрос – это ее проблема. Он – грузин,гордый и самолюбивый, и он не потерпит в своем доме живое свидетельствогрехопадения собственной жены. Я думаю, что на самом деле для Жоры Голетианиэтот ребенок был бы зеркалом, в котором каждый раз при взгляде на негоотражались бы Жорины ветвистые рога.

– А где сам мальчик-то? – спросил я, втайне надеясь,что Лиля, увлеченная детективом, не вникает в суть наших разговоров.

– Его воспитывает ее сестра, она одинокая.