— Вот она, Астапова! сказал Овсянников и толкнулфотографии рукой. Они пролетели через весь стол и остановились прямо передносом Эллы. — Вглядись в это лицо! Просто ужас, ты не находишь?

— Почему же ужас? — пробормотала она, раскладываяснимки перед собой. — Простое хорошее лицо. Нормальное лицо.

— Нормальное? — недоверчиво переспросилсыщик. — Да ты посмотри на выражение глаз. Вечная жертва! Агнец назаклание! И эти жалкие очечки. Ты бы стала носить такие очечки?

— Ну… У людей бывают разные обстоятельства, —стараясь подавить обиду в голосе, ответила Элла. — Может быть, она купиласебе другие, а потом их потеряла.

— Кстати, насчет «потеряла». Это за ней тоже незаржавеет. Девка теряет все, что только можно потерять. Нет, ну априческа? — снова вернулся он к фотографиям. — Такое впечатление, чтоона расчесывается пальцами. Смотри, она снята в разное время в разных местах, ивезде растрепанная, как Незнайка.

— Но лицо-то у нее нормальное! — раздраженносказала Элла. — И выражение его нормальное.

— О, да! — согласился Овсянников. — Именно сэтим выражением лица она разбивает посуду, роняет мебель и проваливается вканализационные люки. Поверь мне, это настоящий «Титаник» в юбке! Из того, чтоя про нее узнал, напрашивается только один вывод: она может быть сейчас гдеугодно — в Швеции, в открытом море или в Пиркулинском заповеднике! Ее моглипродать в какой-нибудь гарем, заманить в секту или засунуть вместе сгуманитарной помощью в самолет, летящий в Бохайвань.

— И ее подозревают в убийстве мужа? — с вызовомспросила Элла.

— Именно! Могу себе представить, как все происходило.Она хотела поиграть в Золушку и танцевала со сковородками в руках на кухне. Итут некстати вошел муж. Бэм-с! Он получил сковородкой по голове. Или она хотелаприхлопнуть муху, которая спала меж оконных рам, но неожиданно проснулась ипринялась перелетать с тарелки на тарелку. И тут опять некстати зашел муж.Бэм-с! Муха была убита вместе с благоверным.

— По-моему, это не повод для шуток, — вздернулаподбородок Элла. — Я не верю, что эта милая девушка могла совершить такоестрашное злодеяние.

— Эта милая девушка! — сладким голосом повторилОвсянников и сложил руки под подбородком.

В этот миг Элла яростно ненавидела его близко посаженныекрокодильи глазки и слегка смещенный в сторону нос. И эта образина еще будетвыступать по поводу ее внешности!

— Эта милая девушка, — не пожелал сдаватьсяон, — едва не пустила в расход кучу народу. Муж — ее первая настоящаяжертва. Раньше были другие потенциальные жертвы среди мужского населениястраны, однако им каким-то образом удалось избежать ужасной участи.

Овсянников принялся перечислять, сколько кто сломал ребер иног, в какие попадал ситуации, как только связывался с «милой девушкой» по имениЭлла. За время его прочувствованного монолога она вспотела, как болезненныймладенец, завернутый любящей мамочкой в три одеяла. Вся ее жизнь прошла передней! Только в изложении Овсянникова все выглядело гораздо ужаснее, чем она себепредставляла до сих пор. Может быть, она действительно генетическая аномалия?Может быть, ей следует уехать на Индигирку и сидеть там в сугробе до самойсмерти?

— Мне придется проверять все ее связи, — сказалОвсянников. — Кстати, у нее есть особые приметы. — Элла напряглась. —Родимое пятно на левом плече, шрам под коленкой и три маленькие родинки заправым ухом. Идут в ряд, словно нарисованные. Впрочем, я узнал бы ее сразу,если бы увидел.

«При нем можно ходить только в брюках и кофтах с длиннымирукавами, — тотчас же сделала вывод Элла. — И не отгибать правоеухо».

Когда она наконец ушла в ужасном настроении в свою комнатусо списком поручений на завтра, Овсянников позвонил Диме Шведову и шепотомсказал:

— Послушай, Дим, прям не знаю, что делать! Мне кажется,твоя Бэлла в меня втюрилась. Да ничего я не придумываю! Она так странно себяведет! Стоит мне подойти к ней поближе, как она начинает дрожать, словномаленькая собачка. Лоб у нее покрывается испариной. Или, может, она менябоится? Нет? Ты тоже думаешь, что влюбилась? А я, значит, должен вести себя какджентльмен. Угу. Но если она зачахнет, ты сам будешь виноват.

Положив трубку, Овсянников, насвистывая, отправился на кухнюза минералкой и в коридоре наткнулся на свою новую соседку. Она на цыпочкахвышла из ванной и тихо-тихо закрыла дверь. Потом повернулась и, рванув с местав карьер, впечаталась в живот хозяина квартиры.

— Уй! — сказал он, потому что новая секретаршапребольно наступила ему при этом на ногу.

Поскольку Элла была в короткой ночной рубашечке, она тут жевспомнила о своих особых приметах и повернулась к Овсянникову тем плечом, накотором не было родимого пятна. И присела, чтобы он, не приведи господи, неразглядел шрама под коленкой. Уши ее были закрыты распущенными волосами,которые от воды уже завились на лбу в предательские колечки.

Овсянников, которого напугали странные телодвижения, схватилее за плечи и встряхнул.

— Пустите меня! — с надрывом выдохнула она и,оттолкнув его двумя руками, бросилась бежать. Дверь ее комнаты хлопнула, и всестихло.

— Вот это да! — пробормотал детектив. —Никогда не жил в одной квартире с собственной секретаршей. Оказывается, этострашно увлекательное дело!

* * *

На следующий день Элла решила, что ей нужно побывать наместе преступления. То есть в своей квартире. Принять решение и то оказалосьнелегко, а уж заставить себя осуществить задуманное и подавно. Ей чудилось, чтовсе соседи предупреждены о том, что ее необходимо поймать и сдать в милицию.Поэтому она поглубже надвинула шапку на лоб, завязала ее уши под подбородком иопустила на глаза меховой козырек. Потом до самых очков замоталась шарфом.

Самое обидное, что каждая собака во дворе ее узнавала. С нейздоровались все, кто попадался навстречу. Одна тетка из соседнего подъезда дажерешила высказать ей свои соболезнования. Тетка была из тех, которые всесвободное время посвящает разговорам — по телефону и живьем. Если бы Эллуловили, она бы знала. Но, судя по ее реакции, никаких слухов на этот счет неходило, поэтому Элла слегка успокоилась и, заранее достав ключ, взбежала по лестницена свой этаж.

Некоторое время назад дверь была опечатана, но потом в неекто-то входил. Коврик валялся вверх ногами, и Элла подумала: не сидит ли внутризасада? Однако нет — когда она вошла, никакой засады там не оказалось. Вквартире стоял чужой запах, но и только. Схватившись за горло рукой, оназаглянула в кухню, но ничего особенного не увидела.

Делать здесь было решительно нечего. Элла прямо в сапогахпрошла по коврам к шкафу и побросала в пакет кое-что из вещей. Потом заперладверь и позвонила в соседнюю квартиру, где жила одинокая поэтесса Юлия Юшкина.Большую часть суток она проводила дома и могла что-нибудь слышать в ночьубийства.