Когда я проснулась, он стоял у открытого окна и смотрел на горы.Я не окликнула его, лежала молча, готовая сейчас же закрыть глаза, если онобернется.

Словно угадав мои мысли, он повернулся, взглянул на меня:

— Доброе утро.

— Доброе утро. Закрой окно, холодно.

Без предупреждения появилась Другая. Она еще пыталась переменитьнаправление ветра, разглядеть в нем слабости и недостатки, заявить: «Нет, этоневозможно». Но сама знала — поздно.

— Выйди, я оденусь, — сказала я.

— Я жду тебя внизу, — ответил он.

И тогда я поднялась с кровати, запретила себе думать оДругой, опять открыла окно, впустив в комнату солнце. Свет его заливалзаснеженные вершины гор, землю, покрытую палой листвой, реку — я не видела ее,но слышала ее рокот.

Солнце ударило мне в грудь, осветило мою наготу, и мне небыло холодно, потому что все тело было объято жаром — жаром малой искорки,которая превращается в огонек, который превращается в костер, которыйпревращается в пожар, а уж пожар этот ничем не залить, не потушить. Я знала.

И желала.

Я знала, что с этой минуты познаю небеса и преисподнюю, радостьи горе, исполнение мечты и безнадежное отчаянье, знала, что не смогу большеусмирять ветры, налетающие из потаенных уголков души. Знала, что с этого утрамоим поводырем и провожатым станет любовь, хоть она и поселилась во мне сдетства, когда я впервые увидела его. Ибо никогда я его не забывала — пусть исчитала делом недостойным бороться за него. Эта любовь была трудна и окруженаграницами, нарушать которые я не желала.

В памяти воскресла площадь в Сории и та минута, когда япопросила его поискать оброненную мною ладанку. Я знала — да, я знала, что онхочет мне сказать, и не хотела слушать этого, потому что он принадлежал к числутех юношей, которые в один прекрасный день покидают отчий край, отправляясь напоиски приключений, чтобы заработать денег, за исполнением мечты. Мне же быланужна любовь осуществимая и возможная, мои еще девственные тело и душа ждали ижаждали прекрасного принца.

В ту пору я мало что понимала в любви. Увидев его на лекции,приняв его предложение, я думала, что взрослой женщине под силу будет обуздатьсердце девочки, которая так стремилась встретить своего прекрасного принца.Потом он упомянул о том, что в душе каждого взрослого непременно живетребенок, — и тогда я вновь услышала голос той девочки, какой былакогда-то, той принцессы, которая боялась любить из страха потерять любовь.

В течение четырех дней я пыталась заглушить голоссобственного сердца, однако он звучал все громче, и все больше отчаиваласьДругая. Где-то в самом сокровенном уголке моей души прежняя девочка еще существовала,еще верила, что мечты сбываются. Другая не успела и слова вымолвить — а я селак нему в машину, согласилась ехать с ним в Бильбао, решилась рискнуть.

И вот по этой-то причине — по причине того, что все-такималая частица прежнего моего "я" еще существовала, — снова нашламеня любовь, нашла после долгих поисков по всем концам света. Снова встретиласьсо мной любовь, одолев все препоны, которые на тихой улочке Сарагосы наставилана ее пути Другая, смастерив их из предрассудков, неколебимых принципов иучебников.

Я открыла окно и сердце. Солнечный свет заполнил комнату,любовь — мою душу.

Несколько часов кряду мы гуляли то по снегу, то по дороге,пили кофе в крохотном городке, названия которого я не узнаю никогда. Там наплощади стоял фонтан, украшенный изваянием загадочного существа — полузмеи,полуголубки.

Он улыбнулся при виде этой скульптуры:

— Знамение. Мужское и женское начала слиты воедино.

— Я прежде никогда не думала о том, что ты сказал мневчера, — призналась я. — А между тем это вполне логично.

— «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образуБожию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их», — произнес он стих изСвященного Писания. — Потому что это был его образ и подобие — мужчина иженщина.

Я видела, что глаза его сегодня блестят по-другому. Он былсчастлив и хохотал от всякого пустяка. Заводил разговоры с прохожими, изредкавстречавшимися нам по дороге, — с земледельцами в одежде пепельного цвета,шедшими на работу в поле, с альпинистами в разноцветных костюмах, готовившимисяк покорению очередной вершины.

Я помалкивала, стесняясь того, как скверно я говорюпо-французски, но душа моя радовалась его радости.

Он был так счастлив, что все невольно улыбались, говоря сним. Должно быть, сердце его что-то шепнуло ему, и теперь он знал: я люблю его.Это притом что он по-прежнему вел себя со мной как с подругой детства.

— Вижу, ты счастлив, — сказала я.

— Да, потому что всегда мечтал бродить по этим горам стобой, собирать позлащенные солнцем плоды.

«Позлащенные солнцем плоды». Эту стихотворную строчкунаписал кто-то давным-давно, а он повторил ее — очень вовремя и очень к месту.

— Есть, наверно, и другая причина того, что тысчастлив, — заметила я, покуда мы с ним кружили по этому городку с такимпричудливым фонтаном на площади.

— Да? И какая же?

— Ты знаешь, что мне хорошо. Ты ведь несешьответственность за то, что сегодня я — здесь, лазаю по настоящим горам, а не погорам учебников и тетрадей. Ты сделал меня счастливой. А разделяя счастье сдругим, мы умножаем счастье.

— Ты прогнала Другую?

— Как ты догадался?

— Догадался потому, что ты тоже стала совсем другой. Аеще — потому что в жизни каждого из нас приходит время совершить это изгнание.

Но Другая неотступно следовала за мной все утро. Пыталасьподобраться поближе. Но с каждой минутой голос ее становился все слабее, аобраз ее терял четкость очертаний, будто таял. Мне припомнилось, как в финалефильмов про вампиров злобное чудовище рассыпается в прах.

Мы проходим мимо еще одного столбика с крестом — и здесьтоже он увенчан образом Девы, а не Иисуса.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О вампирах. О существах, порожденных ночной тьмой инаглухо запертых в самих себе. Они так отчаянно ищут себе спутника. Но любитьне способны. Именно поэтому существует поверье, что убить вампира можно, лишьесли загонишь ему кол прямо в сердце. Если это удается сделать, то очнувшеесясердце высвобождает энергию любви, которая уничтожает зло.

— Мне никогда это не приходило в голову. Но, думаю, тыправ.