От его слов сердце мое сжималось. А Дева по-прежнемуулыбалась, и младенец Иисус глядел на меня весело. Когда-то и я веровала во всеэто, но прошло время — и возникшее с прожитыми годами ощущение того, что янаучилась рассуждать логично, здраво и стою на земле обеими ногами, отдалиломеня от религии. Как было бы хорошо, если бы воскресла во мне та прежняя,детская, столько лет сопровождавшая меня вера — вера в ангелов и в чудеса! Ноодним лишь хотением ее не вернуть.

— Мой наставник сказал мне: «Если поверишь, что знаешь,то в конце концов узнаешь», — продолжал он. — В одиночестве своейкельи я стал разговаривать сам с собой. Я молился, чтобы Святой Дух снизошел комне и научил меня всему, что мне надлежит знать. И вскоре понял, чтоодновременно с моим звучит и другой, мудрый голос, произнося за меня слова.

— Со мной такое тоже бывало, — перебила я его.

Он выжидательно замолчал, но я больше ничего не сумеласказать.

— Говори же, я слушаю.

Но слова у меня не шли с языка. Он говорил о такихпрекрасных вещах, я не смогла бы подобрать столь же выразительных слов.

— Другая все время пытается вернуться, — сказалон, словно отгадав мои мысли. — Другая боится ненароком брякнуть глупость.

— Да, — ответила я, изо всех сил стараясь одолетьстрах. — Иногда случается, что я говорю с кем-нибудь с жаром и увлечениеми вдруг в какой-то момент начинаю произносить такое, о чем никогда раньше незадумывалась. Мне кажется, будто я всего лишь передаю мысли того, ктонесравненно умнее меня и гораздо лучше разбирается в жизни. Но это бываетредко. Обычно предпочитаю помалкивать и слушать. И верю, что узнаю что-тоновое, хотя в конце концов все забываю.

— Нет ничего более непостижимого для человека, чем онсам. Если будем мы иметь веру с горчичное зерно, то сдвинем эту гору. Вот это яусвоил. И сегодня я удивляюсь, с уважением слушая свои собственные слова.Апостолы были неграмотными, невежественными рыбаками. Но они принимали огонь,сходящий с небес. Они не стыдились своего невежества — у них была вера вСвятого Духа. Этот дар принадлежит лишь тому, кто захочет принять его.Достаточно лишь поверить, принять и не бояться совершить ошибку.

Дева с улыбкой стояла передо мной. Вот уж у кого были всеоснования плакать — а она улыбалась.

— Продолжай, — сказала я.

— Я уже все сказал. Надо принять дар. И тогда онпроявится, обретет свое выражение.

— Эта штука так не работает.

— Разве ты не понимаешь меня?

— Понимаю. Но я — такая же, как и все прочие люди: ябоюсь. Тем, о чем ты говоришь, можешь воспользоваться ты, твой сосед, но не я.

— Все изменится, когда ты поймешь, что мы подобны вотэтому младенцу перед нами, что глядит на нас.

— Но к этому времени все мы осознаем, что подходимслишком близко к свету и не сможем возжечь свое собственное пламя.

Он ничего не ответил.

— Ты не договорил насчет семинарии, — спустянекоторое время напомнила я.

— Я не уйду из семинарии.

И прежде чем я успела что-то ответить, встал и направился калтарю.

Я не шевельнулась. Голова пошла кругом, я не понимала, чтопроисходит. «Не уйду из семинарии»!

Лучше не думать. Плотина прорвана, любовь затопила душу, ипоток мне не сдержать. Есть еще один выход — призвать на помощь Другую, ту,кого душевная слабость делала суровой, а робость — холодной, но я больше нехотела этого. Я больше не могла смотреть на жизнь ее глазами.

Думы мои прервал внезапно раздавшийся звук — пронзительный идолгий, словно рядом кто-то взял ноту на гигантской флейте. Сердце моезаколотилось.

За первым звуком последовал второй. Потом еще один. Яоглянулась назад: деревянная лестница вела на небрежно сколоченный помост,резко контрастировавший с ледяной красотой и гармонией церкви. На помосте яувидела старинный орган.

И — его. В полутьме я не различала лица, но знала — он там.

Я поднялась с места, но тотчас прозвучал его взволнованныйголос:

— Пилар! Оставайся на месте!

И я повиновалась.

— Пусть Великая Мать вдохновит меня, — продолжалон. — Пусть музыка сегодня станет моей молитвой.

И начал играть «Аве Мария». Было часов шесть, наступаловремя «Ангелуса»[2], время,когда свет и тьма перемешиваются. Звуки органа гулко разносились по пустойцеркви, проникая, казалось, в древние камни ее стен, перемешиваясь с духомлегенд и жаром молитв, окутывавших статуи святых. Я закрыла глаза, чтобы музыкапроникла мне в самую душу, смыла с нее страх и чувство вины, внушила мне, что я— лучше, чем думала, сильней, чем считала себя.

Я испытывала неистовое желание помолиться, и с тех пор, какя свернула с дороги веры, такое со мной было впервые. Я по-прежнему сидела наскамейке, но душа моя преклонила колени перед Богоматерью, простерлась у ногженщины, которая сказала:

«да»

Хотя могла бы сказать «нет», и тогда ангел отыскал быдругую, и ее отказ вовсе не был бы в глазах Господа грехом, потому что Господьзнает всю меру слабости детей Своих. Но она сказала?

«да будет воля Твоя»

Хотя сознавала, что вместе со словами ангела получаетстрадания и муки выбранной ею судьбы; хотя глазами души уже могла различить,как сын ее возлюбленный покидает отчий дом, как люди идут за ним следом, апотом отрекаются от него, но она сказала «да будет воля Твоя»

Хотя в самый высший, самый священный в жизни каждой женщинымиг она должна была оказаться в хлеву и родить в окружении скотов, ибо такзаповедано было Писанием,

«да будет воля Твоя»

Хотя когда в смятении она отыскивала своего мальчика наулицах, то нашла его в храме. И он попросил не мешать ему, потому что ему нужновыполнить иные обязательства, исполнить иной долг,

«да будет воля Твоя»

Хотя знала, что до конца дней его будет искать сына, иклинок страдания навсегда останется в ее сердце, и ежеминутно будет онатрепетать за его жизнь, ибо она — под угрозой, а он преследуем и гоним,

«да будет воля Твоя»

Хотя, встретив его в толпе, она не сумеет приблизиться кнему,

«да будет воля Твоя»

Хотя, когда она попросила кого-то сообщить ему, что она —здесь, он, указав рукою своей на учеников своих, велел передать ей: «вот матерьмоя и братья мои»,