Мне послышались какие-то звуки, и я испугалась. Но онпродолжает сидеть неподвижно. А туман вокруг нас получил имя, обрел прошлое. Яразмышляю над рассказанной историей и над тем, откуда он знает все этой Ответау меня нет.

Я думаю и о женском лике Бога. У человека, сидящего рядом сомной, — мятущаяся душа. Не так давно он написал мне, что намерен поступитьв семинарию, однако же он уверен, что у Бога — женский лик.

Он неподвижен. Я же ощущаю себя заключенной в утробу МатериЗемли, где нет ни времени, ни пространства. История Бернадетты словно быразворачивается у меня перед глазами, в окутывающем нас тумане.

И снова звучит его голос:

— Бернадетта не знала двух самых важных вещей.Во-первых, до того, как здесь установилось христианство, эти горы были населеныкельтами, а культ Богини был главным в их цивилизации. Многие и многиепоколения осознавали женский лик Бога, получали частицу Его любви, Его славы.

— А во-вторых?

— А во-вторых, незадолго до того, как произошлоЯвление, высшие иерархи Ватикана собрались на тайное совещание. Никто изпосторонних не знал, что они там обсуждали, а уж сельский священник из Лурда —и подавно. Князья церкви решали, следует ли объявить догмат НепорочногоЗачатия. И в конце концов решили, что следует, результатом чего стала папскаябулла Ineffabilis Dei. Однако широким массам верующих не объяснили, что же этозначит.

— К тебе-то какое это имеет отношение? — спрашиваюя.

— Я Ее ученик. Я учился у Нее, — говорит он.

— Ты что же — видел Ее?

— Видел.

Мы возвращаемся на площадь, проходим те несколько метров,что отделяют нас от церкви. В свете фонаря различаю колодец и на закраине его —бутылку и два стакана. «Должно быть, там сидели влюбленные, — думаюя. — Сидели молча, а говорили друг с другом без слов — только сердцами.Когда же сердца высказали все, стали они сопричастны великих тайн».

Вот и снова никакого разговора о любви у нас не вышло. Даэто и не важно. Я чувствую, что нахожусь в преддверии чего-то оченьзначительного и что должна использовать это, чтобы понять как можно больше. Наминуту вспоминаются мне мои занятия в университете, Сарагоса, спутник жизни,которого я все мечтала повстречать, но все это кажется далеким, окутанным туманнойдымкой — такой же, что застилает сейчас городок Сент-Савен.

— К чему ты рассказал мне про Бернадетту?

— Сам не знаю, — отвечает он, не глядя мне вглаза. — Может быть, потому, что мы — недалеко от Лурда. Может быть,потому, что завтра — день Непорочного Зачатия. А может быть, потому, что хотелдоказать тебе: мой мир не столь пустынен и безумен, каким может показаться.Часть его составляют и другие люди. И они верят тому, что говорят.

— Я никогда и не говорила, что твой мир — безумен. Вбольшей мере это относится к моему миру — я трачу лучшие годы жизни, корпя надкнижками и тетрадками, а ведь они не выведут меня оттуда, где я все знаюнаизусть.

Я почувствовала, что мне становится легче: я понимала его.

Я ждала, что он снова заговорит о Богине, но, обернувшись комне, он сказал:

— Пора спать. Мы много выпили.

Он уснул сразу же. А я долго лежала, вспоминая все сразу —туман, и площадь, и вино, и разговор. Потом прочла рукопись, которую он мнедал, и ощутила прилив счастья: Бог — если Он и вправду существует — это и Отец,и Мать.

Я погасила свет и продолжала думать об окружавшем колодецбезмолвии — именно в те минуты, когда мы оба молчали, я ощущала, до какойстепени он близок мне.

Ни он, ни я не произнесли ни слова. Нет нужды говорить олюбви, ибо у нее — собственный голос и она говорит за себя сама. В ту ночь, уколодца, молчание позволило нашим сердцам сблизиться, узнать друг другаполучше. И мое сердце внимало его сердцу и, внимая, пело от счастья.

Прежде чем закрыть глаза, я решила сделать то, что он назвал«изгнанием Другого».

«Вот я здесь, в этой комнате, в городке, где никогда небывала прежде, — текли мои мысли. — Вдали от всего того, к чемупривыкла, размышляю о том, что никогда в жизни меня не интересовало. Я могупритвориться — хоть на несколько минут, — что стала другой».

И принялась воображать, как бы мне хотелось прожить этинесколько минут. Мне бы хотелось стать веселой, любопытной, счастливой. Сполнаиспользовать каждое мгновение, с жадностью пить воду жизни. Снова верить идоверять мечте. Обрести способность бороться за то, что мне желанно и дорого.

Отвечать любовью на любовь.

Да, вот она — женщина, которой мне бы хотелось быть. И вотона внезапно возникла передо мной и превратилась в меня.

И я почувствовала, как заполняет мою душу свет Бога — илиБогини, — в которых не верила больше. И еще почувствовала, как в этомгновение Другая, покинув мое тело, присела в углу этой маленькой комнаты.

Я глядела на нее — на себя такую, какой была до сих пор: онаслаба, но тщится казаться сильной. Она всего боится, ко твердит себе, что этоне страх, а мудрость человека, не витающего в облаках. Окна, сквозь которыеврывается ликующий свет солнца, она заделывает наглухо из опасений, как бы невыцвела обивка на ее старой мебели.

Я видела в углу комнаты Другую — слабую, усталую,разочарованную. Я видела, как обуздывает и порабощает она то, чему надлежитбыть совершенно свободным, — свои чувства. Как пытается судить о грядущейлюбви по былым страданиям.

Но любовь — всегда нова. Не имеет значения, сколько раз втвоей жизни встретится любовь — один, Два или три. Всякий раз мы оказываемсяперед неведомым и неизведанным. Любовь может вознести нас на небеса, можетнизвергнуть в преисподнюю, но на прежнем месте не оставит. Любовь нельзяотвергнуть, ибо это — пища нашего бытия. Откажемся от нее — умрем с голоду,глядя на отягощенные плодами ветви древа жизни и не решаясь сорвать эти плоды,хотя вот они — только руку протяни. Надо искать любовь, где бы ты ни находился,пусть даже поиски эти означают часы, дни, недели разочарования и печали.

Все дело в том, что, когда мы отправляемся на поиски любви,любовь движется нам навстречу.

И спасает нас.

Когда Другая отошла от меня, сердце мое вновь заговорило сомной. И сказало, что трещинка в плотине пропустила целый поток, что ветрызадули со всех сторон и что оно счастливо, ибо я снова прислушалась к егоголосу.

Сердце сказало мне, что я — влюблена. И со счастливойулыбкой на губах я уснула.