Маня захихикала. Выяснилось, что апатичный Хучстрашно оживился при виде йоркширского терьера. Жюли явно покорила ожиревшеесердце мопсика. Первые два дня Федор Иванович вздыхал платонически, потомизменил тактику. Жюли, пококетничав для фасона, сдалась, и собачки предалисьразврату.

Представив себе плод связи мопса с йоркширскимтерьером, я захохотала как безумная.

Мне не давал покоя шрам на животе НеллиРезниченко. У Катьки видела точно такой же. Неужели операции по удалениюжелчного пузыря и дамских органов оставляют одинаковые следы? Всегда казалось,что данные принадлежности находятся в разных местах организма.

Пришлось поехать в библиотеку и изучитьучебник «Хирургия». Выяснилось, что след от вмешательства на желчном пузыреостается под ребрами.

Рубец на животе над волосистой частью –свидетель гинекологической операции. Вот только какой? В учебнике ихперечислялось больше десятка. Описание сопровождалось подробными кошмарнымииллюстрациями, вызывающими тошноту.

Я захлопнула книгу ужасов и призадумалась.Какая разница, что отрезали у Нелли. Ясно одно, после любой из таких операцийуже не забеременеть, как ни старайся. К тому же точно помню, шрам на ее холеномживоте был, как и у Катьки, белым. А в учебнике четко сказано:послеоперационный рубец сначала полгода красный, потом розовеет, белым делаетсяспустя полтора года после оперативного вмешательства.

Как она ухитрилась родить Юру? А если не она,то кто мать мальчика?

Няня оказалась настоящим сокровищем.Понравилась всем. Наташке и Ирке – аккуратностью, Ольге и Кешке – любовью кдетям, мне – говорливостью. Вечером, часиков в девять, когда Серафима Ивановнапила чай, ничего не стоило вытряхнуть из старушки необходимые сведения. И яприступила к действиям.

– Сколько же лет вы работаете уРезниченко, Серафима Ивановна?

Женщина махнула рукой:

– Даже вспомнить страшно. Нанялась многолет тому назад к старым хозяевам, родителям Владимира. Времена тогда былистрогие – нас учили правильно докладывать о гостях, аккуратно принимать у нихпальто, шляпы, зонты. Элеонора Сергеевна отличалась строгостью, а Петр Павловичмог изничтожить за пылинку на рояле.

Старушка замолчала, погружаясь в воспоминания,как все старые люди, она с удовольствием припоминала прошлое.

– А потом родился Кики, Владимир то есть,и я превратилась в няньку. Какой он был замечательный маленьким. Любил менябольше матери. Да ей до него и дела не было. В особенности после всех несчастий…

Я навострила уши.

– Что за несчастья?

Серафима Ивановна вздохнула.

– Петр Павлович и Элеонора Сергеевна –кузен и кузина. Когда решили пожениться, родственники высказались против:дескать, в браке родятся больные дети, и некому передать нажитое.

– А было что передавать?

– Конечно. Знаете, кто отец Володи?Известнейший библиофил и собиратель редкостей Петр Павлович Резниченко. У них сЭлеонорой Сергеевной была большая квартира на Бронной. Так вот, одна комнатапредставляла собой точную копию кабинета Александра Сергеевича Пушкина. Причемзнающие люди говорили, что в Петербурге на Мойке – дубликаты, а подлинные вещиу Резниченко. Лампа, чернильница, пресс-папье, даже кресло и письменный стол! Вбиблиотеке хранились настоящие раритеты: первые издания «Евгения Онегина» и«Путешествия из Петербурга в Москву», прижизненные тома Лермонтова, рукописиЧехова. Московские коллекционеры шутили, что Гоголь не сжег все-таки вторуючасть «Мертвых душ», и искать ее следует у Резниченко. А кроме книг – коллекцияяиц Фаберже, картины известных мастеров, всего и не упомнить.

Петр Павлович настоял, и они с ЭлеоноройСергеевной пошли под венец. Когда родился абсолютно здоровый Кики, хозяинпросто торжествовал. Но недолго. Следом за первенцем появились уроды. Сначаладевочка, прожившая всего три дня. Затем Леня. У того случилась саркома, и онскончался десяти лет от роду. Последней родилась Полина. Промучилась, бедныйдаун, три года и умерла. Больше не рисковали. Наверное, поэтому Петр Павлович исделал такое странное условие в завещании.

– Какое условие?

– Он хотел, чтобы у Владимира родилосьмного детей. Как только на свет появится первый ребенок, Кики получит частьколлекции, если первым ребенком будет девочка, а вторым окажется мальчик –Владимир завладеет всем богатством. Родится вторая девочка – только половиной.Не будет детей, все собрание передается государству. Кабинет Пушкина отойдетЛенинской библиотеке, коллекция яиц – Третьяковке, картины попадут в Музей изобразительныхискусств. Завещание было оформлено по всем правилам и хранилось у нотариуса.После смерти старика нотариус огласил бумагу в присутствии директоров всехназванных музеев.

– А если первым появится сын?

– Все равно детей должно быть как минимумдвое. Так он хотел, глупо, конечно, если бы не Нелли…

Серафима Ивановна поджала губы.

– Нелли родила-таки двоих детей.

Няня саркастически ухмыльнулась.

– Родила. Еву через сколько лет послесвадьбы? Потом еще через шестнадцать лет Юру. Все не хотела фигуру портить. Ноэто она пусть подружкам говорит. Я знаю, что жена Владимира несколько летлечилась у доктора Коня, прежде чем забеременела. Кики ходил просто чернеетучи, пока анализ не увидел. Разве такая жена ему нужна? Кругом полно молодых издоровых, так нет, попалась никчемная Нелли. И жена никудышная, и мать…

Приятную беседу нарушили крики, раздававшиесясо второго этажа. Пришлось прерваться и отправиться наверх. В спальнеАрцеуловых слышался шум, я постучала, открыла дверь и увидела Левчика,возбужденно тыкающего пальцем в покрывало на кровати.

– Дашка, смотри, какой кошмар.

На пледе преспокойно восседала маленькаяящерица.

Я рассмеялась:

– Да это Гектор. Живет у Маруси ваквариуме и иногда удирает, ловим потом по всему дому. Не бойся, он ласковый,не кусается, совершенно ручной.

Левка хватал ртом воздух. Сонька улыбнулась.

– И чего так испугался? Я же сразусказала, что гекконы не ядовиты. Такой большой, а ящерицы боится.

Левчик вперился в жену ненавидящим взглядом:

– Ты у меня Дарвин, а я кретин убогий.Сама при виде лягушки визг поднимаешь. С Дашкой разговариваю, а ты пастьзаткни, пока не прихлопнул. А лучше всего убирайся отсюда куда подальше, козанадоедливая.

Всегда покорная Сонька неожиданно топнуланогой и двинулась к двери. Помедлила на пороге, потом сказала: