Он орал, брызгал слюной, но Владимир не слушал дальше, ужезная, как было. При въезде через городские ворота стража интересуется, восколько приезжие купцы оценивают свой товар, дабы взять десятину. Иные хитрецызанижают стоимость своего товара, тогда стражи по княжескому наказу тут жевручают эти деньги, а товар забирают. Мол, на хитрую дупу есть хвост с винтом.

– Еще люди были? – спросил Владимир у воротника. –Зрели? Вот и хорошо. Другим неповадно будет. Да и скажут, что все по закону.

Купец орал и брызгал слюнями, его утащили под руки.Владимир, морщась, слушал гневные крики, что Киев больно много власти взял,Искоростень еще себя покажет, на людях ездить нельзя…

Владимир хмуро смотрел вслед. Древляне на диво окрепли. Даньплатят исправно, но не забыли страшного разгрома, не забыли крови. Детирождаются со словами не­нависти к Киеву. В дремучих лесах, занепроходимыми ­завалами собирается, по смутным слухам, их дружина. Конечно,с могучим киевским войском не тягаться, но у Киева и без того немаловрагов. Схватится Киев с кем-то, можно и в спину ударить…

…Священник Иван вышагивал через двор мощно, уверенно, бросалпо сторонам грозные взоры. Черная ряса, положенная по вере, поблескивала редкимшитьем серебряными нитями, на груди тяжело колыхался золотой крест неимовернойвеличины. На цепи, что поддерживала крест, можно бы держать племенных быков.В руке длинный посох из слоновой кости, навершие из золота, а сам посохзатейливо украшен тонкой резьбой, поблескивают разноцветные камешки, коим нетцены.

Владимир наблюдал с крыльца насмешливо и враждебно. Ромеютолько одного не удается достичь, чтобы простодушные славяне провожали его соткрытым ртом: дебелости. У славян слово «худой» означает как тощего, таки больного, а если про кого с одобрением говорят, что поправился, то это ивыздоровел и потолстел… Иван же хоть и не худ, напротив – высок и крепоктелом, но дурное мясо все никак не нарастает на сухое, жилистое тело.

Поросята с визгом шарахнулись от корыта, а у коновязитревожно заржали и попробовали оборвать повод кони. Через двор наперерез попушел тяжелый, как три медведя, Белоян. Священник ускорил шаг. За воротами егождала крытая повозка. Толстый, как копна, гридень молча отворил перед нимдверцу, вскарабкался на облучок, и повозка укатила.

Легкий запах зверя донесся до крыльца раньше, чем подошелБелоян. Владимир невольно подумал, что волхв стал зверем, чтобы стать ещебольше человеком, но… не возьмет ли звериная природа верх?

– Опять с какой-то гадостью? – спросил он.

Белоян ревниво кивнул вслед укатившей бричке:

– К боярам… То крестины, то отходная.

– Пусть всяк молится тому, – ответил Владимирнеприязненно, – кому хочет. На справедливости любая держава стоит.

– Так-то оно так… Но христиан все больше. Народ прост,боярин или смерд: их надо ошеломить, ошарашить. Хоть чудом, хоть золотымкрестом в пуд весом. А чтоб народ простой зрел величие и богатствохристианской церкви, надо все цеплять на себя… Я тоже видел их церкви!Идет такой поп в золотой рясе, морда – во, пузо – во, сразу видно,что сытно живет. Ряса шита золотом, бычью шею гнет золотой крест еще поболе,чем у этого, кадило… или что там у них, тоже из чистого злата, на головезолотая шапка, хитро писанная златым шитьем, даже с каменьями в конский каштанразмером…

– Это не поп, – возразил Владимир, морщась, –митрополит или патриарх…

– Все одно. Народ зрит богатство, ахает, падает на колени.Встречают по одежке! А недостаток ума можно прикрыть велеречием,рассуждениями. Их же учат, как уходить от правды. Вот и переманивают дурней…А так как любой народ состоит из дурней, умных везде мало, то…

Владимир раздраженно отмахнулся:

– Ладно тебе. Не пройти здесь чужой вере. Лучше погляди, кактам в Царьграде?

Белоян поколебался:

– Силы у меня уже не те… Больно выложился, когда чашудобывал. Накоплю малость, тогда. А пока о самой чаше. Я ж ее принесвовсе не затем, чтобы богатырей твоих мордой по столу… Хотя стоило бы.А затем, чтоб ты сам увидел, на кого можно положиться, а кто не человек, атак… похвальба в сафьяновых сапогах. Одни старые богатыри чего-то стоят, нотяжелы на подъем, на подвиги уже не тянет. Молодежь растет быстро, но ее уноситна дальние заставы во чисто поле, славы и добычи искать…

Владимир нахмурился, потеребил чуб. Золотая серьга тусклопоблескивала, а крохотные искорки от рубина хищно простреливали полутьму,перемигиваясь со звездами, такими же острыми и колючими…

– Чашу пробовали только в Золотой палате. Но еще большебогатырей в Серебряной! А во дворе вовсе не счесть, пусть не такихзнатных.

Волхв огляделся по сторонам, поманил его пальцем под укрытиебревенчатой стены. Владимир подошел, спросил с издевкой:

– Уж не стрелы ли печенежской страшишься?

– Дурень ты, – ответил волхв. – Печенеги –друзья, к тому же надежные. А вот твои бояре, терема на той стороне…Я тут прикрылся от их ушей, видишь?

Он повел дланью, Владимир вздрогнул. Над ними стал видим,трепеща крыльями, полупрозрачный нетопырь. Крохотные, как бусинки, глаза гореликрасным. Огромные уши шевелились.

Владимир сказал торопливо:

– Убей!

– Надо ли? – ответил волхв с неудовольствием. –Все равно не слышит…

– Убей!!!

Волхв щелкнул пальцами, из ладони вырвался короткий слепящийсвет в облике копья. Нетопырь пискнул и рассыпался коричневой пылью. Запахлопаленой шерстью… Владимир выдохнул с облегчением. Волхв сказал с непонятнымвыражением:

– Странный ты… Целое войско чужих лазутчиков да разведчиковтерпишь в Киеве… да что Киеве – в детинце! – а тут трясешься какосиновый лист.

– Тех я вижу насквозь, – буркнул Владимир. –И вообще не люблю летучих мышей!

– А этих вижу я. Ну ладно, слушай, пока нового слухачане подослали… На твоих богатырей надежды мало. Они пьянствуют да бахвалятсяподвигами. Что им древляне? Война опасная, а славы мало. То ли дело завалитьЗмея, отыскать избушку Бабы Яги да сжечь, погнаться за Кощеем… О такихпесни складывают!

Владимир нахмурился:

– Что-то многовато этой нечисти. Не думаешь ли, что кто-тонасылает?

– Кто?

– Ну, какие-то колдуны или маги. Сеют порчу, заговорамисоздают это… гадкое. Прямо из земли рождают, а то и прямо из заговоров. Тебевиднее, что спрашиваешь?

Волхв подумал, покачал головой:

– Ты из Царьграда вернулся подозрительный, как грек. Это тамсеют порчу, гадят друг другу. Мы в необжитых землях! Тут чудовища жили с началавремен. Это мы пришли на их земли.

Владимир поник, челюсти сжал, глаза невидяще уставились водну точку.