между покорностью и условиями настоящего: терпение – это не смирение, а имманентность – это не мистическое принятие того, что все живущее священно. То, что требуется вместо этого, – активная практика коллективного преобразования негативных отношений в положительные и аффирмативные: политический праксис. Кооперация означает активную работу по адекватному пониманию условий, что не равнозначно их поддержке и одобрению. Цель производства адекватной картографии существующих условий состоит в определении точек сопротивления.

Положительное в аффирмативной этике – это вера в то, что негативные отношения и страсти могут быть трансформированы посредством вовлечения в коллективные практики изменения. Это означает динамический взгляд на страсти и аффекты, даже на те, что вынуждают нас застывать от боли, ужаса или скорби. Этическим субъектом является тот, кто имеет силу овладеть свободой деперсонализации события и трансформировать его негативный заряд. Это созвучно методу дефамилиаризации, остранения, центральному для постгуманистической мысли (см. Постгуманистическая критическая теория в этом изд.). Аффирмативная этика возвращает движение (motion) в эмоцию (e-motion) и активное – в активизм.

Следовательно, этика радости заключается в преодолении силы негативного через признание таких отрицательных эмоций, как боль, гнев, жадность и страх. Это процесс становления: становления этическим. И это разительно отличается от использования моральных правил и протоколов как формы самозащиты. Спинозистский термин, который определяет этот процесс, – терпение, и у него есть как пространственный, так и темпоральный аспекты. Пространственный имеет дело с телом как с воплощенным аффективным полем актуализации страстей или сил. Терпение соединяет уязвимость с устойчивостью. В нем подчеркивается борьба за то, чтобы выдержать боль и не быть ею уничтоженным. Таким образом, оно открывает темпоральное измерение – длительность во времени. Исполненная радости или аффирмативная, утвердительная этика основывается на практике коллективной стойкости – выживания и выносливости – путем конструирования позитивности. Это означает отмену существующих условий и актуализацию альтернатив. Каждое событие несет в себе потенциал собственного преодоления и перехвата: его негативный заряд всегда можно заменить на противоположный (Glissant, 1997).

Этика радости оказывается, таким образом, в сердце процесса становления. Поскольку текущие условия не содержат в себе подобного становления и не могут стать причиной его появления, то творчески реализовано оно может быть лишь посредством качественного скачка коллективной практики и этического воображения. Чтобы осуществить этику радости, «мы» должны, составив общность, совершить качественный скачок, продуктивно порывающий с настоящим. Первый шаг состоит в том, чтобы получить адекватную картографию условий нашего кабального состояния. Этика радости предлагает альтернативный путь извлечения познания из боли, движение по которому начинается с поиска адекватного понимания власти. Анализ власти как сложного и многослойного положения, в котором оказываются субъекты, есть, следовательно, начало этической мудрости.

Второй шаг состоит в мобилизации онтологического желания субъекта – его жизненной potentia, – перенаправив его в подрывные стороны, способные противостоять кодам и властям. Этику радости порождает коллективное конструирование этических субъектов, активно желающих иного и порывающих тем самым с доксой, покорным использованием устоявшихся норм и ценностей, детерриториализируя их и вводя альтернативные этические потоки. Этика радости показывает, что политическими изменениями движет не только диалектическая противоположность, но и сила утверждения.

Третий шаг – это создание лаборатории нового. Чтобы воплотить в жизнь общую способность аффицировать и аффицироваться, постчеловеческим субъектам необходимо освободить процесс формирования субъекта от негативности, присоединив его к аффирмативному и реляционному видению «я». Этика радости есть прагматическое вовлечение в настоящее ради коллективного конструирования условий, преобразующих и усиливающих способность действовать этически, производить социальные горизонты надежды и устойчивого будущего (Braidotti, 2006a).

Четвертый шаг, ведущий к этике радости, – признать в жизни порождающую силу становления. Это значит, что жизнь, zoe, внеперсональна и неантропоцентрична. То, что утверждает этика радости, – это именно мощь zoe, самой жизни, – ее potentia. Жизнь есть динамическая сила, развертывающаяся посредством витальных потоков связей и становления. Этика радости черпает из этого потока. Кантианский императив не делать другим того, чего не хотел бы самому себе, тем самым расширяется. В аффирмативной этике вред, причиняемый вами другим, тотчас становится ущербом, который вы наносите самим себе; более того, сама жизнь становится меньше в смысле утраты ею potentia, способности изучать свою свободу и устанавливать отношения.

Пятый шаг к этике радости влечет за собой поддержку процессов формирования субъекта, не совпадающих с господствующими нормами. В теории постчеловека субъект всегда полностью погружен в имманентную сеть не-человеческих отношений: с животными, растениями, вирусами, технологиями. Это процесс-ориентированное видение субъекта выражает обоснованную форму ответственности, базирующуюся на обновленном притязании на общность и принадлежность к «морали сотрудничества» (Lloyd, 1996: 74). В приложении к экологическим проблемам этика радости подразумевает, таким образом, постоянное обсуждение доминирующих норм, ценностей и политики устойчивых положительных альтернатив. Она влечет за собой новый способ сочетания этических ценностей с благополучием расширившегося чувства сообщества. Она выражает множественные экологии причастности, признающие коллективную природу и ориентированную вовне направленность номадического «Я». Эре постчеловека нужно создать этических субъектов посредством коллективной практики, возникшей вокруг общего желания актуализации новых потенциалов. Поэтому этика радости означает, что «мы» становимся постчеловеческими этическими субъектами наших развивающихся способностей сотрудничать в построении утвердительных отношений.

См. также: Постгуманистическая критическая теория; Постчеловеческая этика; Процессуальные онтологии; Нео/новый материализм; Материальная значимость; Не-человеческая агентность.

Рози Брайдотти

(Перевод Максима Фетисова)

Рассказанная материя

«Рассказанная материя» (storied matter) является одним из концептуальных инструментов материальной экологической критики, который отстаивает идею о том, что материя – не только живая и порождающая, как это утверждается в новой материалистической парадигме (Barad, 2007; Bennett, 2010; Беннетт, 2018; Coole, Frost, 2010; Abram, 2010), но и насыщена историями. От своих каменных и водных глубин до атмосферных просторов, от субатомных до космических сфер материя способна генерировать проявления красноречия, которые можно объяснить как «онтологическое представление мира в его продолжающейся артикуляции» (Barad, 2007: 149). Вне зависимости от того, живая она или нет, материя во всех формах является порождающим смыслы воплощением мира, или «рассказанной материей»: «материальной „сеткой“ значений, свойств и процессов, в ячейках которой человеческие и нечеловеческие игроки совместно создают неоспоримые силы означивания» (Iovino, Oppermann, 2014b: 1–2). Следует понимать, что истории материи рассказываются людьми, но в то же время сами люди «возникают из „материальных агентностей“, оставляющих свои следы как в жизнях, так и в историях» (Cohen, 2015b: 36). Как отмечают исследователи космоса Брайан Свимми и Мэри Эвелин Такер, «Вселенная – это не просто место. Это рассказ – рассказ, которым мы поглощены, частью которого мы являемся и из которого мы возникли» (Swimme, Tucker, 2011: 2). Существенно то, что «сама жизнь состоит