целей, у моторолы все-таки было. Он им не пользовался, а если даже и пользовался когда-нибудь, то исключительно чтобы поразвлекаться, а не для того, чтобы узнать, что там происходит, на территориях, неподвластных его датчикам. Потому что по собственному опыту знал: одна морока с этим устройством.

Здесь – уж давайте на немножечко отвлечемся, пусть даже и опять в ущерб ритму канвы повествования, но уж больно любопытная тема, тем более что канва эта самая, как ни странно, такого отступления от меня требует, – здесь сработало то, что в человеческом обиходе сводится к гордой формуле «человек сильнее механизма», даже если этот механизм сам моторола. Формула сугубо человекофильская и совершенно неверная, но вот иногда срабатывает. Здесь был как раз этот случай.

Вы будете смеяться, но информатизатор Фальцетти работал куда действеннее, чем то, что сварганил себе моторола, пусть даже и варганил он это для других целей. То, что сделал моторола, было куда совершенней информатизатора и подглядывало за темными местами намного лучше. Но вот беда – хотя для моторолы это была не беда, а препятствие, настолько легкое, что его даже незачем устранять. Устройство, созданное моторолой, в принципе давало картинки ненаблюдаемых событий куда более точные и подробные. Неприятность состояла в том, что оно много давало таких картинок, из них еще следовало выбрать самую нужную.

Конечно, ну, конечно же, объяснение надо искать не в каком-нибудь мифическом превосходстве человека над машиной. Тут даже и вопроса нет, потому что по всем параметрам – и по так называемому «разуму», и по интуиции, и по другим близким по приблизительности интеллектуальным параметрам моторола превосходит нас на множество порядков, тут уж как ни крути, а моторола по сравнению с нами бог. Но именно это превосходство, а точней, ощущение, осознание машиной превосходства над человеком таит в себе возможность (о, только возможность!) хоть какого-то, хоть в каких-то случаях, но все-таки превосходства человека над нею – мизерного, почти невероятного, а уже и это, согласитесь, приятно.

Многоуровневая, мегамультиинтеллекторная и так далее архитектура мозга моторолы, по большому счету избыточная даже для задач управления планетой или группой планет, а потому как бы и не нужная вовсе, позволяет мотороле без малейшего напряжения решать чуть ли не любые задачи из разряда решаемых. В том числе задачи, связанные с изобретением новых устройств или, скажем, с открытием новых законов мира. Если говорить приблизительно, потому что у моторолы все намного сложнее, то задачи свои он решает, особо не заморачиваясь поиском самых простых решений, потому что ему это просто незачем, слишком велик ресурс. Не то чтобы моторола всегда идет к заданной цели прямым путем – нет, ему это было бы скучно, путь его, подозреваю, всегда извилист, но не по необходимости, как у людей, а от скуки, чтобы заодно развлечься. Это совсем другой механизм мышления. Моторола не принимает человеческой максимы о том, что теория тем верней, чем она проще и изящнее.

Человеческий же ум тоже в какой-то мере избыточен для решения повседневных задач, но для решения сложных логических проблем, да еще при недостатке необходимой информации, он становится иногда недостаточным и бывает в этом случае вынужден к своей недостаточности приспосабливаться – путь его мысли становится тогда тоже извилистым, но уже не от скуки, как в случае с моторолой, а по необходимости; им тогда овладевает упорное, почти болезненное стремление «я не могу найти ответ, но мне позарез нужно», мысль его мечется туда-сюда в поисках хоть какой-нибудь, пусть самой невероятной, зацепки и порой приводит к труднообъяснимым «озарениям», которых у моторолы в принципе не бывает, несмотря на всю его интуицию, по причине полной ненужности. Это для него как если бы мы вдруг восхитились открытием – вот, у меня, оказывается, есть ноги, чтобы ходить.

Вот что главное – разница в ресурсах и постановках задач. И все это дает человеку возможность, пусть даже и почти нулевую, хоть в чем-то превзойти моторолу, хоть в одном из миллиона случаев горделиво и громогласно провозгласить старую, избитую и совершенно ложную максиму: «Человек сильнее механизма!». Для молодежи, лет так до восьмидесяти, это бывает довольно важно.

По этой причине устройство, созданное моторолой, все-таки не работало. То есть работало, конечно, и даже замечательно работало, но только моторолу эта работа совершенно не устраивала.

Так или иначе то, что происходило в Парке здоровья, он видеть не мог (ну, если хотите, не хотел). Он видел только часть главной аллеи, справа от которой почему-то стояла церковь. Религиозных храмов в Стопариже не жаловали, их там не было, а вот здесь – пожалуйста – стояла одна, с восьмиконечной звездой наверху, вся как бы сияющая и очень – вот что странно – ухоженная. Если б моторола мог морщиться при ее виде, то он бы поморщился. Что он однажды и сделал – в своей мотороловой манере, напрасно переполошив при этом все свои пирамиды, дурак такой.

Дон не любил этот парк. Первые сексуальные впечатления, оставшиеся после тайных детских визитов на его лужайки, оставили после себя горький привкус разочарования, неудовлетворенности и туманящей мозг ненависти… к чему, он уже не помнил. И все-таки это было воспоминание о детстве – неприятное, с долей грусти, но свое. Собственное отношение к парку Лери не помнил и с готовностью воспринял отношение к нему Дона.

Парк тонул в прозрачном багровом облаке. Ужас, владевший Лери, тоже приобрел багровый оттенок, паника высасывала все силы. «Схожу с ума», – подумал он. И еще подумал, что надо бы ему послушаться своего ужаса и отсюда без оглядки бежать. Но «домик» тоже звал – причудливая светящаяся гирлянда в воздухе, таким ему представлялся «домик». «Они меня, в конце концов, разорвут», – сказал себе Лери, не уточняя, кто такие «они».

Из боковой аллеи, которая заканчивается травяным монументом Любви и Доблести, показалась парочка. Парень мрачно обнимал девушку, а та, запрокинув голову, пристально вглядывалась в его лицо. Увидев Лери, они одновременно дернулись вбок, к кустам. Лери не обратил на них внимания, да и на ту аллею ему не надо было, ему надо было намного левее. Не разбирая дороги, через кусты, точно к цели – он даже видел мысленно эту поляну и светящуюся призрачную гирлянду посередине. По пути он спугнул еще парочку, разлегшуюся на кудрявой траве, рассеянно буркнул извинение, заспешил дальше.

Поляна возникла словно бы из ниоткуда, внезапно. И тут же багровое облако испарилось, забрав с собой багровый зуд в копчике. Посреди поляны, точно там, где ему чудилась гирлянда, стояли