— Точно, — смеется.

— Так что губу закатай, — ухмыляюсь, чувствуя, что немного легче стало, просто потому, что позволил себе поделиться с кем-то своими страхами. Да и не просто с кем-то, а…

— Слышь, Чача? — облизываю пересушенные губы и оглядываю с головы до ног этого "престарелого бомжа" с поплывшей рожей. — Ты давай это… дерьмо свое заканчивай. Все это заканчивай, понял? Я серьезно.

Чача лишь качает головой и отводит неясный взгляд в сторону.

Недолго думая, выхватываю сигарету у него из рук и отправляю в полет к противоположной стене, яростно выпаливая:

— Не дай Бог я от тебя запах бухла, или никотина учую, когда моего мелкого крестить будешь… Убью на фиг.

Чача смотрит на меня во все глаза, и его челюсть медленно приоткрывается.

— А, и это, — киваю на плешивую щетинку. — И побрейся заодно. Хороший тебе стимул придумал? Вот тебе и шанс, Чачик. Не упусти его.

— Но…

— Всегда пожалуйста.

* * *

Восемь месяцев спустя

Здесь точно не может пахнуть детской присыпкой, грязными подгузниками, и… ну и всем остальным, чем там от детей пахнет? Но я чувствую. Чувствую этот запах, будто он внутри меня живет. Стою на улице, у главного входа в роддом, трясусь с ног до головы, грызу ногти, то поднимаюсь по ступеням, то спускаюсь обратно, в раз тысячный смотрю на телефон, следя за временем и… И ЧУВСТВУЮ ЭТОТ ЗАПАХ. Судя по всему, это душком из недалекого будущего веет.

Опускаю пятую точку на ступеньку и с силой провожу ладонями по лицу. Отстукиваю пятками по плитке. Ковыряю пальцы. Прячу пальцы в карманы. Достаю связку ключей и раскручиваю на каждом пальце по очереди. Прячу ключи обратно и рассматриваю ногти на пальцах, словно карты Таро раскинул, а понять, что к чему вот ни хрена не могу.

— Молодой человек, вам нехорошо?

— Да. То есть — нет. Я… нормально все, — как псих последний отвечаю проходящей мимо пузатой будущей мамаше, но та блин заботу проявляет, практикуется походу, не отстает.

— Мне позвать кого-нибудь?

— Угу… адекватного меня позови, — мямлю себе поднос, все сильнее отстукивая пяткой по плитке.

Беременная уплывает в двери роддома. Провожаю ее взглядом и понимаю, что так сильно кусаю губу, что на языке привкус крови чувствую.

И тут как заорет кто-то. Надрывно — воплем диким. И я как подпрыгну на месте, и копчиком как ударюсь… Вот давно я так не матерился… очень давно. Рожающие эти воплями своими до инфаркта кого угодно довести могут, клянусь — чуть не случился. Аж за сердце хватился…

Черт. Мне б сейчас нашатыря понюхать, или успокоительного пару пилюлек выпить. Совсем крыша едет.

Лиза там. А я здесь.

Лиза ТАМ. А я ЗДЕСЬ.

Ни черта это не правильно.

— А, да пофиг, — срываюсь с места и как шальной мчусь вверх по ступенькам как вдруг визг шин и громкий возглас: "Ма-а-акс. Сто-о-ой", как по команде заставляют остановиться.

Пф-ф… ну это надо видеть.

Две отполированных тачки S-класса с визгом шин по асфальту как попало влетают на роддомовскую парковку и, не успевают стихнуть двигатели, а из дверей уже вовсю вываливают знакомые лица.

— Тебе нельзя к ней, — орет Зоя, на ходу тыча в меня пальцем. — Там операция полным ходом идет.

— Да как бы я в курсе уже, — рявкаю, ни то на нервах, ни то со злости, и руками всплескиваю. — А вы чего так долго тащились? Она там уже полчаса как рожает, — быстро сбегаю вниз и с диким возмущением и огнем в глазах смотрю на каждого по очереди; такое чувство, будто это я беременный, будто я рожаю.

— Так пробки ведь, — разводит мой папаня руками. — А я как бы не всесильный.

Ну вот папаша мой. Всех пособирал. А предварительно — за три дня до запланированного кесарева, — всех в столицу перевез. И "всех", это реально означает ВСЕХ их. Маму и папу Лизы, бабушку Лизы, Зою, Чачу, Ярика с его женой и малым… Всю Лизину беременность на себя роль заботливого деда примеряет — папаша мой. Уже во второй раз, кстати, примеряет. Первый внук-то у него — Ярика пацан. А я хоть все еще и плохо с отцом лажу, но не полный дурак, чтобы из-за гордости своей здоровьем Лизы рисковать, так что, скрипя зубами, но принимаю все, что он предлагает и делает для нас.

В общем, в столице мы все. В одном из лучших роддомов, что тоже дело рук моего папаши. Он для Лизы все организовал, все подготовил… уж больно нравится ему дедом быть.

Кто бы мог подумать.

На протяжении всего срока беременности ее наблюдала целая бригада лучших, высококвалифицированных врачей: трансплантологи, иммунологи, акушеры, педиатры, нефрологи… Кого там только не было. Все девять месяцев, считай, из медицинского центра не вылезали, и сложно представить, но Лизе это даже нравилось. Она назвала это "началом проявления заботы о нашем малыше". Точнее — малышки. Девочка… девочка у нас будет, ага. Главное, чтобы эта девочка моей девочке проблем не наделала. Такое чувство, что я все эти месяцы в огромном чане с кипятком варился. Даже вдоха полной грудью сделать не мог — больно до сих пор, стальным обручем стягивает.

Ну не могу я… Не могу не думать, не могу избавиться от этих чертовых мыслей, что что-то может пойти не так. Что я, бл*ть, сознательно на этот риск пошел, что Лизе мозги на место не вставил, пусть даже и злилась бы на меня, обижалась, ненавидела… Она… она не понимает. Никто, черт, не понимает, что это не шутки ни хрена. Что пересадка сердца — это тебе не протез зубной поставить. И такое чувство дикое, что я один из всей нашей родни адекватный, а они — идиоты, улыбаются, смеются, распашонки покупают…

Верно Чача говорил — трус я. Да, трус. Потому что боюсь за нее больше, чем за кого-либо в этом мире. Я не могу, не хочу, не готов рисковать жизнью моей жены, какой бы счастливой она не выглядела, выбирая ребенку имя, цвет обоев в детскую, бутылочки, пеленочки, ванночки-шманночки и прочую дребедень… А я смотрю на это все и заставляю себя ей улыбаться.

Я жалок, да?..

Крыша с концами едет. Не могу взять себя в руки. Не могу выкинуть из башки эту страшную картину, когда во время операции вдруг что-то начинает идти не так. Прям перед глазами это стоит.

Боже…

— Накапайте ему чего-нибудь, — кивает мой отец бабушке Лизы, и та мгновенно запускает руку в свою мини-аптеку внутри дамской сумочки.

— Ну как ты? Держишься? — Чача ободрительно улыбается и хлопает меня по плечу, ведя к дверям роддома.

— А не видно? — нервно усмехаюсь и оглядываю Чачу с ног до головы. Укладку сделал, побрился и даже костюмчик нацепил. И уже как полгода назад, а то и больше, жирок сбросил, к спорту вернулся, курить и напиваться в хлам перестал. Даже горжусь. Красавчик.

— Ну, я типа… подготовился типа, — мямлит смущенно, заметив мой взгляд, и стряхивает с плеча невидимую пылинку.