Хм… Да моя вина была практически во всем.

— Как думаешь, это пройдет когда-нибудь? — поднимаю очки на лоб и смотрю в "мраморные" глаза моего друга. — Чувство это дерьмовое, когда все вроде бы хорошо, и в то же время херня какая-то внутри творится, словно… словно зудят старые шрамы. Черт… я идиот, да? Даже объяснить нормально не могу. — Вытягиваю ноги, дергаю головой, и очки вновь падают на глаза. — В Египте были, прикинь?.. Пф-ф… Чертова жара, она бл*ть везд-е-е.

И ржать, как дурак последний начинаю, хоть и злость берет не шуточная.

— Во, только вернулись и сразу сюда, а не домой. Типа как по пути заехали. Лиза Зою навестить захотела, да и к… к Полине на могилу сходить. А я?.. А я и не против. Вот я вообще не против был — меня у бати в каждой комнате по кондиционеру, а сам он в командировку слинял. Шик. Да и… к тебе вот я зашел заодно. Ладно… все равно к тебе собирался, ты же знаешь. Лиза тут ни при чем.

Шумно вздыхаю, почесывая ухо, и так осторожно кошусь на Костика, будто его физиономия на этом куске камня каким-то волшебным образом измениться способна.

— Да нормально все у нее, — фыркаю, упираюсь ладонями в скамейку позади себя, поднимаю лицо к небу и прикрываю глаза. — Все хорошо, братан. Сердечко твое, как часы работает. Все ее прихоти выполняю, ношусь, как с*аный веник по экскурсиям всяким, по музеям, по долбаным выставкам. Ты, бл*ть, знал, что вес Пирамиды Хеопса приблизительно шесть миллионов тонн?.. Зна-а-ал? Не-е-ет?.. Да как т-а-а-ак? Ну вот теперь знаешь зато. Не зря я зашел, да?.. Ф-фх-х-х… Жесть, сколько у меня инфы теперь в башке, Костян. Иногда, кажется, что она вот-вот взорвется — башка. И все, блин, ради вас двоих стараюсь, лишь бы Лизу не обидеть, лишь бы не расстроить, лишь бы не нервничала она, лишь бы сердечко продолжало стучать, как надо. А Лиза, она что?.. Говорит, что другого шанса может и не быть, она мир посмотреть хочет. Готова даже не спать, прикинь, чтобы время зря не тратить… И… ведь права она. Насчет шанса. Права.

И вновь замолкаю, то на небо смотрю, то в землю, то на мраморную плиту с нарисованным на ней лицом Костяна. И черт его знает, что дальше ему рассказывать. Да и есть ли смысл?.. Он и так все видит, все знает, оттуда — сверху. Так что просто молчу. Смотрю, как тлеет сигарета на блюдце, и молчу. Скажу больше, выйдет, что жалуюсь, как слабак последний. Как трус. Блин… именно трусом в последнее время себя и чувствую.

Счастлив ли я?

Да конечно счастлив… настолько, насколько это вообще возможно. В этой жизни у меня есть главное — та, без которой я бы уже давно якорем на дно пошел, та, без которой один черт знает до чего докатился бы… Лиза… Однажды моя девочка спасла меня и… Нет — она постоянно меня спасает. Каждый день. Утром, днем, вечером, ночью. Только глядя на нее я чувствую, что живу. Только рядом с ней чувствую себя полноценным… Стоит взглянуть на золотой ободок на своем безымянном пальце, и на душе так хорошо становится, что словами не передать… потому что моя. Только моя… Лиза. И так всегда будет. Вот сейчас она где-то в кафе с Зоей. Наверное, мороженое ест, показывает фотки с путешествия, смеется, рассказывает всякую невероятную херню про Египет, а я здесь сижу, совсем недолго, но чувство такое, будто кусочка меня не хватает.

— Разбитым себя чувствую, Костян, когда нет ее рядом, — слабо и, наверняка, как влюбленный идиот улыбаюсь. Забираю с блюдца то, что осталось от сигареты и запихиваю обратно в пачку. — Да я и не жалуюсь, братан. Пусть о чем угодно меня просит — все сделаю, ты же знаешь. Из шкуры вон вылезу, но сделаю. Только ради нее одной и хочется двигаться, а не лечь пластом и послать весь мир в пекло. Да пусть хоть завтра меня обратно в Египет тащит, буду опять по этим ее экскурсиям ходить и… хотя… нет, блин, куда угодно, только не в Египет…

— Что-то загара не тебе не видно, — раздается за спиной знакомый голос, и у меня кулаки автоматически сжимаются, да еще и чесаться в придачу начинают. Сколько лет уже прошло, а реакция моя на этого говнюка нисколько не изменилась. Ну бесит он меня одним своим видом, что я могу сделать?.. И ревность до сих пор душит, только об этом вот вообще никому знать не обязательно.

— Где загар, говорю? — расслабленно усмехается Чача и присаживается на противоположный край скамейки.

Смотрю на него сквозь стекла темных очков и решаю: его сейчас на хрен послать, или подождать пока окончательно меня выбесит?

Забрасывает ногу на ногу под прямым углом, вытаскивает из пачки сигарету и закуривает.

Минуточку…

— В лесу что-то сдохло? — даже не пытаюсь скрыть удивление.

— Не знаю, возможно.

— Ты ж спортсмен, — киваю на сигарету.

— Был, — дергает плечом Чача и глубоко затягивается, выпуская в небо облако густого дыма. — Достало. Все достало. Знакомо?

— Не-а.

— Просто достало, — в третий раз повторяет Чача и тяжело вздыхает.

— Оно и видно, — ударяю по коленям, и, не собираясь становиться тем, кто сообщит Чаче, что выглядит он, как кучка вонючего дерьма (хотя, уверен, он и так догадывается), поднимаюсь на ноги и уходить собираюсь, как вдруг останавливает.

— Посиди еще, — и за руку меня хватает.

— Бессмертный, что ли? — отшвыриваю от себя его руку, а Чача в ответ усмехается, да так весело, словно я вдруг ради него одного в клоуны подался и жуть, как хочу ему фокус-покус показать.

— На. Видишь? — Вот ему и фокус-покус — мой средний палец в лицо.

— А ты не изменился, Яроцкий. Вот вообще нисколько, — смеется Чача, почесывая густую плешивую щетину. Краснющими глазенками в лицо мне смотрит; выглядит настолько паршиво, словно дня три подряд не спал и только бухал, не просыхая.

— Зато ты очень даже… изменился, — не жалею для него гадкой ухмылки, возвращаюсь на скамейку, перекидывая через нее одну ногу, и вот теперь буквально сгораю от любопытства, что ж это так сильно потрепало нашего Чачика, что он из человека в кучу мусора превратился.

Делает затяжку, и дым в лицо мне выпускает. И снова я кашлять начинаю.

— Хм, правда, не куришь, что ли?

— Угадал, — фыркаю, отгоняя от себя дым.

— А я вот… как-то попробовать решил и, черт, втянулся что-то, — Чача тушит окурок об землю и следом тут же очередную сигарету из пачки вытаскивает. — Костик любил две подряд курить, — делает затяжку и глазами своими воспаленными смотрит на мраморную плиту над могилой Костяна. — Частенько я к нему что-то приходить стал.

— Гляди, скоро и насовсем переедешь, — цинично усмехаюсь, и Чача, будто всерьез задумавшись над этим, пару раз кивает.

— Все мы тут будем, разве нет?

— Совсем дурак, что ли?

— Будем-будем…

— Я пока не собираюсь.

— А кто тебя спрашивать будет, Яроцкий? — переводит туманный взгляд на меня и губы в улыбке кривит. — Придет твое время, тогда и сляжешь.