– Возьми меня в ученики, – сказал он этому почтенному человеку, – чтобы я мог понимать пути Господни. – Много лет этот необразованный крестьянин изучал священные книги, обсуждал заключенные в них наставления и наконец стал ученым мудрецом, у кого были все права возглавить религиозную общину. И теперь в свои шестьдесят пять лет он был досточтимым белобородым старцем с чистыми голубыми глазами и тихим голосом. Его мудрость пользовалась уважением по всей Галилее – и к нему приходили за советом из самых дальних деревень. Он был ученым человеком, и евреи называли его «рав».

С Игалом он поддерживал нечто вроде дружбы, потому что считал его одним из самых надежных евреев в Макоре, но ему никогда не приходило в голову обеспечить Игалу какое-то более достойное положение. Хотя Нааман в своей новой ипостаси обрел большие возможности, Игал оставался тем, кем он всегда был: честным работягой, судьбой которого никто не интересовался. Строго говоря, если бы кто-то решил найти самого типичного еврея Галилеи, то им бы оказался Игал: набожный, спокойный, преданный семье и поддерживающий прочные отношения с Богом.

Но весной 67 года даже самые флегматичные евреи впали в беспокойство. Вот уже около года народ бунтовал против Рима, потому что Иудея отказалась и дальше терпеть унижения от своих правителей. В ответ на провокации римлян евреи Иерусалима восстали, перебили римский гарнизон и подняли на мятеж других. В отместку римляне убили двадцать тысяч евреев в Кесарии и пятьдесят тысяч в Александрии, столице Египта. Даже в таком маленьком городке, как Птолемаида, они вырезали две тысячи евреев, и горе легло на эту землю. В долинах Галилеи свирепствовали вооруженные банды – сначала евреи, потом римляне, затем зелоты, а теперь просто разбойники, которые убивали и грабили с варварской жестокостью.

Макор, окруженный надежными стенами, был избавлен от насилия, царившего в то время, и рав Нааман надеялся, что их маленький городок так и продолжит жить, пока не появятся войска императора Нерона и не наведут порядок в этих местах. Тогда Макор заверит Рим в своей преданности, глупого правителя уберут, и жизнь наладится. Откровенно говоря, рав Нааман нетерпеливо ждал появления легионов.

Но в своих планах он явно не учел давнего приятеля Игала. К удивлению Наамана, давильщик из оливковой рощи сказал на собрании в синагоге: «Мы снова должны оказать сопротивление мощи Рима». Когда удивленные слушатели спросили, что за глупость он имел в виду, Игал объяснил: «Вы или защищаете Бога, или нет».

Вмешался рав Нааман:

– Мы не должны сопротивляться Риму, потому что он был обязан подавить восстание в Иерусалиме. И обещаю вам, как только с ним будет покончено, у нас снова воцарится мир. Под управлением властителя, назначенного Римом, евреи будут пользоваться религиозной свободой.

– Свободы не будет, – сказал Игал. – Кусок за куском они нас поглотят.

– Что этот человек понимает в общественных делах? – поглаживая свою уважаемую бороду, спросил Нааман. – Он что, встречался с римлянами в Кесарии? Знает ли он, какое зло мы причинили в Иерусалиме?

– Я знаю лишь, что на весах лежит судьба нашей земли, – упрямо сказал скромный давильщик оливкового масла. – Я знаю лишь, что, если мы не окажем сопротивления, нас, как рабов, погонят из Макора. Мы должны оказать сопротивление Риму.

В ходе дебатов, которые длились много дней в конце марта, Игал не ссылался на успешный опыт противостояния силам Рима четверть века назад, ибо понимал, что условия несопоставимы: тогда Рим всего лишь пытался доставить статуи выжившего из ума императора, и армия могла, не теряя достоинства, отказаться от этих глупостей; на этот же раз легионы идут, чтобы подавить вооруженное восстание, и если уж Веспасиан вышел из Птолемаиды, то заставить его повернуть обратно будет нелегко. Понимая серьезность ситуации, Игал не прибегал к дешевой демагогии и не взывал: «Мы отбросили их двадцать пять лет назад и сделаем это снова!» Он честно старался заставить своих сограждан посмотреть в лицо фактам.

– Если здесь, в Макоре, мы сможем оказать Веспасиану сопротивление, не исключено, он пересмотрит свои планы.

– Меня предупредил купец из Птолемаиды, – возразил рав Нааман, – что у Веспасиана здесь уже три легиона, 5-й, 10-й и 15-й.

– Три римских легиона – это страшная сила, – согласился Игал, – но двести лет назад в этом городе такие же, как мы, евреи наконец восстали в свою защиту против Антиоха Эпифана и под водительством Иуды Маккавея победили.

– Кто на этот раз возглавит нас? – не скрывая презрения, спросил Нааман.

– Вождь всегда найдется, – ответил Игал.

– Ты хоть понимаешь, что значат три римских легиона? – возмутился Нааман. – Они раздавят Макор, как ореховую скорлупу. Наша единственная возможность – сдаться на их милость.

Игал продолжал упрямо стоять на своем:

– Когда зло обрушивается на город, остается только одно. Сопротивляться. У нас есть припасы. У нас есть стены и есть вода. И я говорю – сопротивляться.

Евреи Макора, чье существование зависело от исхода этих дебатов, хотели понять, почему столь тихий и мягкий человек, как Игал, вдруг решил оказать сопротивление вооруженной мощи Рима. Тихим голосом, подыскивая правильные слова и выражения, он объяснил:

– Вы знаете, что я человек мирный. Я мечтаю лишь увидеть свадьбы своих внуков, чтобы в этом городе жило четыре моих поколения. Я не так много знаю, чтобы занимать какой-то пост, а за синагогу отвечает рав Нааман. Я вовсе не хочу противостоять Риму, но Рим настойчиво противостоит мне.

– Рав Нааман говорит, что когда они покарают зелотов в Иерусалиме, то вернутся к себе домой и оставят нас в покое. Что ты скажешь на это?

– Может, он и прав, – признал Игал. – Но я думаю, они останутся. И уничтожат нашу веру.

– Так что же ты хочешь, Игал?

– Чего я хочу? Оставаться евреем. Почему я настаиваю – боритесь с Римом? Потому что, если мы этого не сделаем, нас силой обратят в другую веру. Потому что если мы заставим Рим уважать нас, то сохраним возможность оставаться евреями.

– Значит, ты думаешь, мы должны драться?

Вспотевший фермер вытер лоб, покрытый испариной. Ему задали непростой вопрос: должен ли обыкновенный маленький городок оказать сопротивление трем римским легионам? И, собравшись, он сказал:

– Да. Мы должны драться.

Но тут встал рав Нааман. Разгладив бороду, он, не скрывая своего возмущения, обратился к евреям Макора с силой и убежденностью старого мудрого человека:

– И я, и все мы знаем Игала как честного земледельца. Когда речь заходит об оливковом масле, мы уважаем его мнение. Но он ничего не знает о Риме. Он не может себе представить, что такое современный легион. «Македония», которая прошла всю Европу. «Фретенсис», который подчинил себе Азию. И он хочет, чтобы мы дрались с «Аполлинаросом» из Египта. – Аудитория не могла удержаться от смеха, когда рав Нааман вскинул в воздух три длинных пальца правой руки. И затем он властно сказал: – Мы сдадимся Веспасиану еще до того, как он подступит к нашим стенам. И ваши дети, и мои будут мирно жить рядом с римлянами. – На этом все и сошлись.