– Мы взяли его у ворот, – доложил капитан. – Черновой сам пришёл, ваше превосходительство. Требует аудиенции с полуартифексом Репревом.

– Ну что ж, – кашлянул Цингулон, весь надуваясь, как шар, – это можно устроить. – Прошу простить мой отряд за неподобающее с вами обращение. А оно, подозреваю, имело место быть, судя по тому, что вы явно не по своей воле лежите на полу. А Репрев, вот он, – генерал указал большой когтистой рукой на своего полуартифекса, – говорите сколько вам угодно, а нам же интересно будет послушать.

Астра кое-как поднялся, оправил одежду неизвестно зачем, затем с опаской оглядел всех вокруг, всхлипнул, утёр рукавом разбитый нос, затронув распухшие губы, и на коричневом пальто остались две размазанные красные полосы. Потом хрипло глубоко вздохнул, намереваясь разразиться продолжительным кашлем, но кашель отступил.

Он держался или, по крайней мере, старался держаться достойно: приосанился, задрал голову – больше для того, чтобы из носа не полилась кровь.

– Ты не доделал, – заклокотал Астра, закашлялся и, прикрывая всё тем же рукавом рот, поглядел на Репрева.

– Не доделал что? – спросил тот, нарочито бася, скрывая за басом растерянность в голосе.

– Ты не добил меня, – вытащил из себя Астра. – А надо было.

– Не беспокойтесь, Репрев, – вклинился в разговор капитан Аргон. – Мы с ребятами обыскали чернового. При нём был пистолет с двумя патронами. Пистолет мы, конечно же, изъяли: вот, прошу вас! – он передал Репреву оружие, тот взял его, как берут грязное бельё: брезгливо и за уголок, и продолжил: – Поэтому никакой угрозы этот черновой не представляет.

– А раз вы сами напросились к нам в гости, Астра… – приговаривал генерал Цингулон. – Я понимаю, как сильно вы хотите отомстить, – обратился он уже к Репреву. – Так отомстите. Потому что, как видите, ваш кровный враг сам ищет у вас смерти, пусть и не говорит об этом прямо. Кончайте с ним поскорее – дела не ждут, – генерал похлопал великана по спине. Репрев вдавил дуло между опущенных глаз Астры, которого трясло, как в лихорадке, чтобы не выдать зарождающуюся в собственной руке дрожь.

– Твоё последнее слово? – гаснущим голосом проговорил Репрев.

– Моё последнее слово, – ответил Астра обморочным голосом, сглотнув, – только скорее заставит тебя нажать на курок.

Репрев сморщил нос, а его выутюженные усы колыхнулись, как трава от предгрозового ветра. Медлить было нельзя – отряд уже пустил недовольный шёпот и подгонял многозначительным кашлем.

– Нет… – выдохнул Репрев, опустив руку. В него врезались суровые и осуждающие взгляды, генерал поднял мохнатую бровь. – Я хочу, чтобы он страдал так же, как страдал я.

– Да! – фальцетом взвыл кто-то из отряда. – Давайте отрежем черновому его хвост!

– Нет! – вскричал Репрев, но, опомнившись, повторил тише: – Нет… Он будет мучиться больше. И дольше. Генерал Цингулон, – обратился полуартифекс к доктору боевым голосом, – вы позволите одолжить из ваших запасов немного малахитовой травы? Травинку поострее. Разумеется, с последующим вычетом её стоимости из моего жалования.

Генерал сразу догадался, что задумал его полуартифекс, и успокоил, сказав, что ничего из его жалования он вычитать не будет, а, наоборот, поощряет извращённую изобретательность в своих рядах. Спустя мгновение на ладони Цингулона, заранее одетой в чёрную перчатку, играл гранями осколок малахитовой травы, заострённый, как ежовая игла. Репрев было потянулся за ним, но Цингулон сжал кулак и сказал:

– С вашего позволения, это сделаю я. Как-никак, я доктор и умею обращаться с иглами, – Цингулон омерзительно улыбнулся. – С малахитовой травой следует быть предельно осторожным. Одно неверное движение, и последствия могут быть…

Кто-то из отрядовцев взял Астру за шиворот, встряхнул его и швырнул к ногам генерала. Глумливо скалясь, Цингулон схватил Астру за запястье, дёрнул на себя, чуть не вырвав ему плечо из сустава, и поднял. В чёрной перчатке между большим и указательным пальцем, поднимая руку над головой и показывая всем, доктор держал осколок малахитовой травы.

– Перед вами, – прогремел его голос, – кристалл малахитовой травы. Он стоит столько, сколько вам не заработать за все ваши жизни, вместе взятые. Но сегодня я буду щедр и добр, как никогда, и подарю этот кристалл милейшему Астре. Астра любезнейшим образом согласился отправиться вместе со своими друзьями в Зелёный коридор и почти привёл нас к прииску. В свою очередь, я обязался, если, конечно, поход завершится благополучно, представить его и его друзей к награде, – отряд задыхался от смеха. – В награду я пообещал тринадцать унций малахитовой травы и свободу.

Астра, раскидав на лбу складки и тяжко сопя, смотрел из-под злых бровей на стоящего в первом ряду со сложенными впереди руками Репрева.

– Так и будешь глазеть, как они издеваются надо мной? Как же сильно ты должен меня ненавидеть, – прохрипел Астра.

– Я уже даровал вам свободу, а вот ваша малахитовая трава! – Цингулон до хруста сжал кисть Астры и, замахнувшись, вонзил осколок ему точно в середину ладони. Астра взвыл не своим голосом, из глаз прыснули слёзы, он рухнул на пол и катался, вертелся, полз, дёргая ногами, хватая себя за запястье там, где только что сжимала рука Цингулона, как будто пробуя закупорить ладонь, брызжущую болью. Из раны безостановочно била кровь, окропляя ковёр и грудь Астры.

Отряд зашёлся свирепым смехом, кто-то держался за живот, запрокинув голову с раскрытой пастью и обнажёнными зубами, кто-то согнулся пополам, задыхаясь от хрипа и держась руками за колени, а кто-то чуть ли не кубарем покатился по полу рядом с Астрой. Репрев поднял подбородок и поджал губы, но не смеялся.

– Я видел во дворе сарайчик, – холодный голос великана протиснулся сквозь гогочущий гул, и гул этот стих, обратившись в безмолвие на слове «сарайчик». – Разрешите мне, ваше превосходительство, бросить туда чернового подыхать.

– Вам не по званию марать об этого руки. Им займётся кто-нибудь другой. Ну, поскольку все дела улажены, идёмте праздновать!

Под радостные крики отряда за Астрой и его конвоиром захлопнулась дверь.

Вьюга унялась.

Астра выпускал изо рта клубы пара, всё редеющие и редеющие с каждым следующим друг за другом выдохом. Подобно туманностям, они обволакивали собой звёзды, забившиеся фрагментами мигающих созвездий в щели между прогнившими досками ветхого сарайчика. В щели неторопливо падал снег: сыпался на бревенчатый пол горками, отливающими в лунном свете алмазной стружкой.

У юного кинокефала заиграло воображение. Он следовал учению Алатара: полностью отдавался своей выдумке, не отвлекаясь ни на нестерпимую боль, ни на стужу, ни на скребущий в животе голод.

Астра протянул раненую руку к застрявшим в крыше звёздам, чтобы проверить, как его рана, и заодно поиграть в излюбленную игру – в