ловлю небесных светил, благо сегодня ночью на небесной дороге их стадам не было числа. Не до конца – рана стягивала кожу, – но кое-как он всё же расправил пальцы: они дёргались, как подвешенные на верёвочки у кукловода. На снег капнула кровь, испустив дух. Больше всего Астра боялся увидеть в ладони сквозное отверстие, а ещё боялся вдруг ничего не почувствовать – осколок вошёл в ладонь под углом, и в ней перекатывалась нарывающая боль.

Прищурив подбитый глаз, Астра увлечённо высунул кончик языка. Игра, быстрая сама по себе, сократилась вдвоё: растопыренную ладонь вело из стороны в сторону, и звёзды пролетали, не задерживаясь, между пальцами. Поэтому сегодня ему не везло в игре. Ладонь чесалась под шерстью, покрывалась пока заметными лишь наощупь волдырями – осколок размягчался под кожей, и малахитовая трава уже проникла в кровь. Астра помнил, что это – первая стадия малахитовой болезни.

Ловля небесных светил не удалась ещё по одной причине: в разбросанных на прохудившейся крыше звёздах ему отчего-то виделась колыбелька, в которой, свернувшись калачиком, в вечном покое качается Алатар. Нет его больше, и никогда не будет. «Никогда – страшное слово, – подумал Астра. – Вне времени. В нём нет ни настоящего, ни будущего… разве что прошлое, но до тех пор, пока существует моя память. И уже не так страшно. Одна надежда, что у вечности есть свой, странный, но всё же свой, конец. А там, где конец, там всегда – начало. Если время вообще существует».

Между досок в стене протискивался свет, бегущий из оконца дома, откуда доносились веселье, наглый смех и разудалые песни.

«Почему ты меня покинул, Алатар? А я всё жду тебя, когда ты придёшь и пригодишься мне в самый-самый распоследний раз. Большего я не прошу. Явись мне, встань передо мной… Никогда прежде мне не было так одиноко и страшно. Приди ко мне, хотя бы посиди рядышком. Можем просто помолчать. Только больше не утаивай от меня ничего, ладно? Для меня ты никакой не дезертир, ты очистил своё имя кровью, для меня ты – герой, защитник, заступник, мученик… Я не перестаю себя спрашивать: считается ли это жертвой, когда сам ищешь, как ею стать?»

Проскрипели ржавые петли двери, ведущей в сарай, вырвав Астру из обрывочной дрёмы. В щель бесшумно упала полоса лунного света и боязливо подкралась к ногам кинокефала, прикованного наручниками к торчащей из стены трубе. Он с трудом поднял тяжёлые опухшие веки, разбудил раскрасневшиеся глаза, поморгал и как бы исподтишка поглядывал на потревожившего его сон гостя. Голова клонилась – мышцы на шее совсем развязались. Потревожившим сон Астры гостем был Репрев – он поддерживал плечом дверь, а в ладонях держал дымящее на холоде блюдце. Крепкий, берущий нахрапом аромат ворвался в ветхий сарайчик. Астра невольно причмокнул раз-другой потрескавшимися, с корочками запёкшейся крови, губами.

– Принёс тебе попить. Горячий чай, с сахаром, ты вроде такой любишь, да? Ты, конечно, упрёшься, будешь морду воротить, но не ради меня, а хотя бы… – Репрев пересилил себя и всё-таки выговорил: – хотя бы ради неё. Пей, тебя мучает жажда, знаю, как хочется. Нет, пожалуйста, не смотри так на меня: не отравлено. Ты не волнуйся, никто не зайдёт и нас не увидит: там, за столом, сидит мой двойник, иллюзия, если угодно. Никто не заметит подмены – мой двойник такая же язва, как я, – его смазанная в полутьме улыбка была совсем разбитой. – Утром отряд уйдёт.

Репрев неуверенной походкой подошёл к Астре, сел напротив его лица и поднёс к его губам дышащий паром чай, при одном взгляде на который в груди становилось тепло. К заблестевшему от капелек влаги носу пристал липкий и какой-то жестяной запах круто заваренного чая.

– Не обожгись, – со стыдливо прикрытой заботой проговорил Репрев.

Взгляд, которым его одарил Астра, напомнил ему другой – того, кому Репрев вкладывал в грудь искренник. Блюдце запрыгало на ладонях, чуть было не опрокинулось на протянутые ноги Астры: кончиком сухого, как губка, языка Астра коснулся чая, распробовал его, а затем жадно прильнул к краю чашки, кусая её зубами, будто отнимая, облепив губами, поддувая и пуская по кипятку малюсенькие складчатые волночки; он захлюпал, посасывая последние капли столь желанной жидкости, и, облизнувшись, сказал:

– Пересластил.

– Что? – обеспокоенно спросил Репрев, хоть слух у него теперь был отменный. Репрев нуждался в том, чтобы слышать голос, обращавшийся к нему.

– Сколько ты ложек добавил? Не чай – чистый сахар. Слаще пентагонирисового нектара.

– Я не назло, не подумай.

– А я было подумал, – на лице Астры проскочила больная улыбка.

– Как твоя рука? – спросил Репрев и подумал, не прозвучал ли вопрос как очередная издёвка.

– Болит, как ещё ей быть… Хвост у тебя теперь, конечно, хоть куда, – вяло усмехнулся Астра, переведя взгляд на его большой пушистый, как у кометы, хвост.

Репрев тоже усмехнулся и тоже вяло, вымученно и шутливо сказал:

– А я всё думал, когда заметишь.

– Тебя не узнать. Глаза только остались прежними – выдают тебя.

– Я ведь мог тебя убить. Ты это понимаешь? – вдруг спросил Репрев после недолгого молчания. – Но я сохранил тебе жизнь. Мы обошлись малой кровью.

– Нет, – уныло покачал головой Астра. – Ты лишь обрёк меня на долгие и мучительные страдания. Просчитался. Лучше бы ты меня пристрелил.

– Да что ты такое говоришь… – растерялся Репрев. – Я дал тебе надежду выжить.

– И это не так, – усмехнулся Астра. – Ты лишь загнал меня в тупик. Малахитовая болезнь неизлечима. Мне конец. А этот дряхлый сарайчик будет моей могилой.

– Как я и говорил, отряд уходит на рассвете. Я посмотрел карту Ориона – здесь неподалёку есть жёлтый дом. Ты можешь жить там. Я оставлю тебе еды. Должно хватить на первое время.

– Ну, а потом мне что делать? Где мне потом брать еду?

– Охотиться, – без шуток сказал Репрев. – Или удить рыбу. Там должно быть озеро или река…

– А если их не будет – ни озера, ни реки? Ты себя слышишь? Охотиться, удить рыбу… – начинал злиться Астра, выдвинулся вперёд, подставив голову под лунный свет. – Мне здесь и ночи не протянуть.

– Я принёс тебе горячего чая! – в оправдание крикнул Репрев, и на блюдце зазвенела, прыгая, чашка.

– Сдался мне твой чай! – крикнул в ответ Астра.

– Послушай, как ты будешь выбираться из всего этого – то уже не моя забота. Ты во всём виноват вместе со своим!.. Я к тебе со всей добротой, а ты…

– Может, тебе ещё и в ножки поклониться? – зло усмехнулся Астра, подёрнув плечами.

– Надо будет, на цепь