когда тот договорил и отдышался, спросил:

– Пытаешься меня уболтать, чтобы я тебя отпустил? Пожалуйста, уходи, ты облегчишь мне задачу! Но вот что с тобой станет: через пару часов мы обнаружим тебя неподалёку от лагеря примёрзшим спиной к сосне. Впрочем, когда ты выйдешь за дверь, мой отряд пустит тебе дробь в спину, не успеешь ты оглянуться, потому что у меня здесь, уж извини, такой порядок вещей. Обычно я не веду разговоры с черновыми, но для тебя я сделал исключение – язык у тебя подвешен что надо, а это обстоятельство, как видишь, очень забавляет моих парней.

– Нет, убалтывать я тебя не собирался, – честно ответил Астра, жалко улыбнувшись.

– Или, может, ты хочешь, чтобы я принял тебя в свой отряд? – заигрывал с ним капитан.

– Я предпочту умереть, чем вступить в твой отряд, – храбро ответил Астра. Аргон скалился во все зубы.

– Другого ответа от тебя я и не ожидал. Но и никакой должности, кроме шута горохового, я бы не смог тебе предложить… Говоришь, закон доберётся до меня? Закон, чтоб ты знал, черновой, – штука пластичная, гибкая, как глина. Чтобы лепить из глины, ни к чему иметь мёртвую, змеиную хватку, нет, здесь нужен другой подход: ловкость и лёгкая рука, спешка ни к чему. А кто у власти, тот и стоит за гончарным кругом. А когда за гончарный круг встанет генерал Цингулон, он объявит, что убийство таких, как вы, было во имя установления мира. А всех несогласных мы отправим следом за вами.

– Мы ничем от вас не отличаемся, мы – такие же, как вы! – взревел от бессилия Астра, распростёр руки, как бы собирая всех вместе, и забил себя в грудь кулаками.

– Нет, мы очень чем друг от друга отличаемся. Вы – не с нами, а ни о каком присоединении не может идти и речи. С твоей смертью ничего не изменится, можешь не беспокоиться. Твой бенгардиец ошибался. И вот мой тебе совет: если ты веришь в судьбу, прими её с честью.

– Алатар… был последним в своём роде, – шипел Астра.

– Его вина, не моя, – пожал плечами капитан. – Его и его народа. Если бы он не сбежал, как последний трус, с войны, то принял бы славную смерть рядом со своими боевыми товарищами. Легендарную королевскую тигриную стражу с позором разгромили, Бенгардию стёрли с лица земли. Таков исход войны. Генерал Цингулон приказал убить твоего приятеля бенгардийца, потому что он представлял существенную помеху планам его превосходительства.

– Так это вы устроили ту бойню? – вдруг осенило Астру, и глаза его расширились.

– Никак нет, – без раздумий и фальши ответил капитан. – Будь эта работа моего отряда, я бы не упустил возможности лично похвастаться перед тобой своим триумфом.

Астра недоумевал, где стирается грань между правдой и ложью, но капитан, казалось, говорил прямо. Да и зачем ему было лгать, если он прекрасно понимал, что его слова совсем скоро потухнут вместе с разумом чернового.

– Но вы могли не слушать своего генерала… Могли ранить Алатара, а не убивать. Могли, в конце концов, убедить Цингулона передумать.

– Нет, черновой, ты, кажется, не понимаешь, – вздохнул капитан Аргон. – Я солдат и неукоснительно подчиняюсь приказам своего генерала.

– И это ваше оправдание?

– Нет, снова мимо. Мне ни к чему оправдываться. Но мне известно, что такое дисциплинарное взыскание. И моей вины в том, что я чётко следую должностным инструкциям, нет. Считаю, дальше продолжать с тобой разговор нет смысла. Мы заболтались, – капитан Аргон вальяжно взмахнул рукой.

Астра не услышал, как к нему сзади бесшумными мягкими шагами подкрался отрядовец: один удар позади колена срубил Астру, и он упал навзничь, издав глухой стон.

– Папуля будет спрашивать, чем мы с тобой занимались в его отсутствие. Не хочу, чтобы он подумал, что я размяк и веду переговоры с черновыми, – обращался капитан к приподнимающемуся на локтях Астре, нагнувшись над ним.

Презрительные и ненавистные взгляды отряда приковывали его, как стрелы, к полу. Астру взяли в круг. Один из отрядовцев тыльной стороной рукавицы отвесил ему оплеуху, отправив несчастного корчиться на прогнивших половицах. Рукавицы, как и большая часть брони, представляли собой не менее грозное оружие, чем любое огнестрельное или холодное в арсенале отряда. Её ударом отрядовец мог запросто кому угодно перемолоть кости в порошок – нужно лишь рассчитать силы. Или не рассчитать. Другой отрядовец плюнул Астре в лицо, третий поддал тяжёлым сапогом ему под рёбра, и пошла трёпка.

Астра отползал от прилетающих то по колену, то по спине, а то и ниже спины, по самому хвосту, то по животу – подлых, беспощадных ударов. Мысок сапога, угодивший ему прямо в нос, перевернул его на спину под нескончаемый злорадный гогот отряда. На губе свилась в клубок густая, пенящаяся от примеси слюны кровь, кровь узелком тянулась из хлюпающей ноздри. Непослушно набухали слезинки на длинных ресницах. Астра стиснул зубы, чтобы легче было терпеть боль и проще было задушить, запихнуть обратно в глотку этот жалобный, унизительный стон, а ещё – чтобы не лишиться языка, если случайно прилетит сапогом в подбородок: никого здесь не разжалобишь такими рядовыми событиями, как слёзы и стоны.

Из-за воротника выпрыгнули золотые часы. Астра потянулся к ним рукой с гребущими, как орлиная лапа, пальцами, но сапог отрядовца опередил его: под отбойной пяткой выразительно хрустнуло стекло, и ровно посередине его теперь делила выбеленная, как кристалл соли, молния, а стрелки – крылья подёнки – предсмертно дрогнули и больше не спешили. Но Астра со сноровкой сцапал убитые часы, и они ускользнули обратно под грудь, а на него самого чаще посыпались удары.

Кто-то встал Астре на грудь, вдавливая её к побитому позвоночнику, и направил на юного кинокефала пистолет, ехидно приговаривая:

– А не поставить ли нам чернового к стене и не поиграть ли нам с живой мишенью? Ставлю всю, до последней травинки, малахитовую траву, что мы добудем: я с завязанными глазами выстрелом через плечо попаду в любое его ухо, на ваш выбор – правое, левое… Как вам идейка, а, парни?

Волной поднявшийся хохот и оглушительный свист сотрясли старый дом. Но разрушение остановил раздавшийся из двери низкий глухой голос доктора Цингулона:

– Как же вы будете возвращать долги, если вдруг неведомым для меня образом промахнётесь? Даже ваша идеальная служба, капитан Аргон, не закроет этот счёт.

По правую руку от доктора, позади, вырос великан Репрев, нагнувшийся над притолокой. Морозный колючий ветер с воем ворвался через порог, сметая наросший на их одеждах снег.

Капитан Аргон слез с Астры и низко