О такого рода диверсиях в ту пору в Европе, а особенно там, где шла война, мало что можно сказать. В самом деле, кто мог обнаружить причину случайной «катастрофы», организованной рукой любителя или профессионального агента-диверсанта в том месте, где взрываются бесчисленные снаряды, бомбы и пылают пожары? Кроме того, подрывные действия или поджоги — даже если они выглядели нарочито случайными или лишь подозрительно похожими на «акты» диверсии — вызывали яростные репрессалии в районах, где не велось боевых действий. Так что британцы и французы довольно неохотно поощряли или организовывали такие тыловые диверсии, поскольку шансы нанести урон врагу выглядели весьма незначительными по сравнению с теми новыми штрафами и поборами, установленными немцами на оккупированных землях Бельгии или Франции.

Французский генерал Б.Э. Пала считает, что в жуткие месяцы 1916 года Верден спасли два счастливых обстоятельства: удачное уничтожение всех германских 42-сантиметровых гаубиц прямым попаданием французских дальнобойных орудий и взрыв большого артиллерийского парка близ Спенкура, где для гаубиц держали 450 тысяч тяжелых снарядов. Такая небрежность уже сама по себе является своего рода диверсией, нередкой в зонах боевых действий, и вызывается беспечностью подчиненных или глупостью начальника. Однако что же послужило детонатором первых из немецких снарядов? Спенкурская катастрофа никогда не была публично заявлена как мастерский удар секретной службы Антанты, обнаружившей идеальную цель для прямой бомбежки с воздуха, или как результат ловкой диверсии. И генерал Пала едва ли не одинок, признавая огромное влияние этого взрыва на возможность удержания французами в своих руках ключевой позиции Западного фронта.

Союзники, видимо, испытывали некоторые сомнения насчет этичности диверсий и предоставили главные достижения в этой области Германии; впрочем, Комптон Макензи в своих военных мемуарах рассказал о своем коллеге из британской разведки, который разработал план взрыва моста близ Константинополя. Этот офицер действовал крайне обдуманно. Он раздобыл образцы разных сортов угля, которым пользовались в той части Турции, отобрал несколько крупных кусков и отослал в Англию, где они послужили оболочкой для бомб, которыми он пообещал снабдить нанятого им наемного левантинца-диверсанта.

Диверсия оставалась изолированным приемом нападения, но она с неизбежностью породила агента контрдиверсии. В 1915 году германский военный атташе в Берне познакомился с неким высланным русским, который, казалось, был готов выполнить любое поручение, направленное против царя. Он хорошо знал все области России. Не попытать ли счастья на Сибирской железной дороге? Этот потенциальный шпион и агент-диверсант утверждал, что ему знакома каждая верста Транссибирской магистрали. Когда ему объяснили цель задания, он согласился тайно вернуться в Россию и пробраться через Сибирь до Енисея, где он взорвал бы железнодорожный мост. В результате такой первоклассной диверсии приток боеприпасов из Владивостока на Западный фронт России остановился бы на многие месяцы.

Русский по фамилии Долин получил исчерпывающие инструкции, деньги на дорогу и щедрое вознаграждение, причем ему была обещана двойная сумма в случае, если он взорвет мост через Енисей и сумеет бежать. Долин смело отправился в Россию и явился к руководителям охранки и генералу Батюшину. Так был ли Долин попросту ловкачом и обманщиком, который струсил? Вовсе нет — будучи преданным патриотом и агентом, он с самого начала водил немцев за нос. Это был надежный агент русской разведки, которого отправили жить в Швейцарию, дабы он внимательно наблюдал за социалистическими революционными кругами.

Единственная организованная диверсионная кампания во время войны 1914–1918 годов была проведена в Северной Америке, а не в какой-либо другой зоне обширного европейского конфликта. Началась она за много месяцев до того, как Соединенные Штаты объявили Германии войну, и стала затихать по мере того, как вашингтонское правительство все больше в нее втягивалось. Речь идет о знаменитой диверсионной атаке Германии, послужившей единственным достижением ее секретной службы, достойным преувеличенной довоенной репутации тевтонцев. Будучи всего лишь второстепенной демонстрацией европейского раздора, это была настоящая война, удары которой наносились по американским гражданам, искренне считавшим, что они вольны торговать с англичанами, французами или русскими. В первую очередь это была атака на поставки оружия и боеприпасов, на суда любой национальности, груз которых хоть в какой-то мере предназначался для военных целей. Позже все это стало известно не из донесений ловких контрразведчиков, а из непредвзятых воспоминаний руководителя группы немецких диверсантов, флотского капитана Франца Ринтелена фон Клейста.

Союзники жаловались на низкое качество американских боеприпасов — на преждевременные взрывы, в результате которых гибли их артиллеристы или пехота, или на неразорвавшиеся снаряды, которые никого не убивали. Германцы жаловались еще более неистово на те же самые боеприпасы, потому что, когда союзники заблокировали Северное море, они не могли получать контрабандные поставки из Америки. Несмотря на то что блокада считается законным военным действием, и британцы и германцы одним скопом больше всего винили американцев за то, что те соглашались продавать амуницию тем покупателям, до которых могли добраться, а не тем покупателям, которые не могли добраться до них.

В своих воспоминаниях Мери Хитон Ворс описывает реакцию германского общества на потопление торпедами «Лузитании», в результате которого погибло множество людей. «Так им и надо, — говорили они об утонувших американцах. — Плыть на пароходе с боеприпасами! Почему они находились на пароходе с боеприпасами? Люди, плывущие на кораблях с боеприпасами, должны ожидать, что их взорвут».

Гораздо больше раздражали немцев торговые суда из Америки, особенно те, что были не столь быстроходные и знаменитые, как «Лузитания», ускользавшие из вида командиров германских субмарин. Путем проб и ошибок всех лучших типов торпед, немцы разработали программу диверсий, руководимых с американского берега Атлантики. Они удачно остановили свой выбор на капитане Ринтелене, чья энергия, умелое руководство, обходительные и вкрадчивые манеры несколько смягчали впечатление от провокационных манер таких атташе в Соединенных Штатах, как фон Папен и Бой-Эд, дипломатов вроде неописуемого Думба и бесчисленного выводка их подражателей. Ринтелен вел в Америке «малую войну» и все же разозлил американцев гораздо меньше, чем германские дипломатические Торы и Вотаны, полагающие, будто они пытаются наладить мир.

Диверсионная «сигара». Отсек А трубки содержит серную кислоту; отсек Б — сахар и хлорат калия. Через медную перегородку В, выполняющую роль таймера, постепенно проникает кислота, попадая внутрь и приводя в действие эту своеобразную зажигательную бомбу