Видный военный историк писал, что разрушительная сила этих гаубиц «явилась первым тактическим сюрпризом мировой войны». Действительно, взрывная мощь 42-сантиметровых снарядов широко разрекламировала по всему миру могущество и военную изобретательность Германии. И все же есть все основания полагать, что враги Германии не были захвачены врасплох; им было известно о выпуске гаубиц большого калибра, а также о производстве дальнобойных крупповских орудий, которые обстреливали Париж. Что касается германского «тактического сюрприза» у Льежа, то он главным образом явился результатом бездействия разведки Антанты и ее генеральных штабов, чьи самодовольство и вялость не нарушили даже лихорадочные сигналы тревоги секретной службы.

В эпилоге к своей «Истории Европы» Герберт Альберт Лоуренс Фишер с сожалением отмечает: «Трагедия мировой войны заключалась в том, что она велась между самыми цивилизованными европейскими народами из-за проблемы, которую могли бы решить всего несколько уравновешенных мужей и к которой 99 процентов всего населения оставались совершенно равнодушны». Однако истинно «уравновешенные мужи» не входили во властные структуры так называемой цитадели. Процесс цивилизации расслабил, приучил к бездействию Европу и притупил ее способность трезво мыслить, чтобы либо предотвратить войну, либо быстро одержать победу.

Русский военный штаб с детской наивностью продолжал верить тому, что выдал им полковник Редль. Когда в конце августа 1914 года русские войска решительно вторглись в австрийскую провинцию Галиция, великого злодея и «величайшего шпиона предвоенной Европы» в живых не было уже пятнадцать месяцев. Ни один из русских стратегов не попытался разгадать замыслы врага, как это сделал талантливый сербский Путник. После самоубийства Редля все переданные им планы были тщательно пересмотрены австрийцами. Однако же русские не учли изменений и величественно жали вперед. По сведениям Редля, все основные силы австрийцев должны были быть сосредоточены в районе Лемберга (нынешнего Львова). Но теперь русский авангард обнаружил главную концентрацию врага позади линии реки Сан, к западу от Лемберга — что сбило с толку самых заслуженных и увенчанных наградами командиров Восточного фронта. Численное превосходство, а также щедрые субсидии шпионам и предателям повлекли за собой ошеломительную победу, но расчет на устаревшие на несколько месяцев данные разведки привел их опасно близко к дроби молотилки.

Когда великие армии собрались для вторжения в Восточную Пруссию, германский штабист Волкерлинг отсиживал пятнадцатилетний срок за то, что он продал царскому атташе Базарову — наряду со многими другими военными секретами Германии — планы маленькой, но стратегически важной пограничной крепости Летцен. Генерал Ренненкампф, командующий 1-й русской армией, рассчитывал без труда захватить Летцен. И он бы так и поступил, если бы его продвижение шло в соответствии с графиком вторжения, составленным его командиром, командующим Северо-Западным фронтом Жилинским. Однако комендант Летцена решительно отказался сдать крепость, отвечая огнем на требования осаждавших. Несмотря на то что русская Ставка была ознакомлена с немецкими планам защиты крепости, Ренненкампф двинулся на взятие препятствия не позаботившись прихватить с собой «несколько тяжелых гаубиц», а посему не смог его одолеть. Неспособность сокрушить крепость оказала практически мгновенное фатальное влияние на действия и маневры, известные как Первая битва на Мазурских озерах, 7–17 сентября 1914 года. Ренненкампф, храбро избежав такого окружения и разгрома, как 2-я армия Самсонова у Танненберга (в русской истории эта битва известна как «самсоновская катастрофа»), поспешно отступил, потеряв 45 тысяч пленными, 200 орудий и почти 100 тысяч убитыми.

В следующей главе мы узнаем об офицере царской жандармерии, полковнике Сергее Мясоедове, представшем перед судом и затем казненном по обвинению в различных военных преступлениях, включая шпионскую деятельность, которая, как утверждалось, выдала врагу расположение российских позиций в Восточной Пруссии и внесла весомый вклад в победу немцев у Танненберга. Не приходится сомневаться, что Гинденбург, Людендорф и блестящий штабной офицер Хофман постоянно получали информацию об операциях русских; но ни один когда-либо живший шпион не сделал бы для своих немецких хозяев то, что по причине халатности сделали для них русские генералы. У русских имелись мощные радиопередатчики, что давало им большое преимущество. И если бы в 1914 году такого средства связи не существовало, то ход войны оказался бы совсем иным. Одна, а то и две русские армии с самого начала избежали бы разгрома; австрийское поражение у Равы Русской (тогда русская Польша) обернулось бы катастрофой. Австро-Венгрия никогда не смогла бы оправиться и остаться такой же сильной и агрессивной, после потери в серии нескольких сражений профессионального ядра своей лучшей армии, и потеряла бы 4-ю армию генерала Ауффенберга, если бы не русская радиосвязь.

Чем бы обернулся такой нокаут за шесть недель войны против австро-германских планов? Угрозой вторжения сильных войск победоносных русских в Германию, помехой всего немецкого восстановления во Франции после неудачи первой Марны. Были бы атакованы порты Ла-Манша или Верден? Миллионы жертв, спасенных отсутствием этих сражений, могли быть безрассудно погублены другими непредвиденными действиями. Но как это ни абсурдно звучит, неправильное употребление русскими их полевой радиосвязи затянуло войну на месяцы и годы, трагическим образом спутав ее финал. Мясоедов не продавал русский код или полевой шифр, как утверждалось, германским агентам. А если бы продал, то это лишь сбило бы с толку высшее германское командование, поскольку русские передавали ценные сведения по радиосвязи, вообще не пользуясь кодом.

Германская радиостанция в Кенигсберге перехватывала сообщения, получая открытую информацию о силах и планах Самсонова и Ренненкампфа. В результате сей колоссальной ошибки немцам стало известно, что армия Ренненкампфа не успеет вовремя прийти на выручку 2-й армии, если Самсонов начнет наступление.

«Вдобавок ко всему, — отмечает Гофман, — приказ подтвердил уже имеющуюся информацию о численности российских сил, и… мы были очень рады узнать конкретные цели отдельных вражеских корпусов».

Неудивительно, что это в сочетании с чрезмерной инерцией Ренненкампфа, плюс его последующие связи с германской авантюристкой и шпионкой Марией Сорель и его ссора с Самсоновым во время Русско-японской войны, привело к обвинению в государственной измене и шпионаже. Но зачем Германии подкупать изменников или нанимать шпионов? Гибель Танненберга уже витала в воздухе за пять дней до того, как 1-й корпус фон Франсуа и 17-й Макензена завещали национальную славу Гинденбург-Людендорфа Германии, которая тогда остро нуждалась в великих героях.

Только через одиннадцать дней после Танненберга царская полевая радиосвязь перешла от подливания масла в огонь русской катастрофы к побуждению отступления окруженного противника. 3-я армия генерала Рузского упорно оттесняла 4-ю армию Ауффенберга. Командовавший 5-й русской армией Плеве, который вырвался из столь же ужасного окружения 31 августа, теперь развернулся и обошел левый фланг Ауффенберга, опережая кавалерийский корпус Драгомилова. Ни Ауффенберг, ни его начальник Конрад фон Хетцендорф не осознавали всей огромной силы российских войск в тылу 4-й австрийской армии. В такой критической ситуации донесения шпионов и сводки разведки устаревали в течение часа. Но российская Ставка обладала средством, позволяющим корректировать каждое вражеское упущение; и утром 11 сентября радио — которое по-прежнему могло быть перехвачено и переведено без помех шифровки или кода — передало команду двум продвигающимся вперед корпусам Плеве в тот же день добраться до деревень Брусно и Цешанов. Ауффенберг понял грозившую ему опасность и поспешил отступить на юго-восток. Руководствуясь далее серией наэлектризованных российских приказов, посланных по радиосвязи другим русским формированиям, австрийский генерал смог в последний момент вытащить свои потрепанные и измученные в боях батальоны из смыкающихся стальных челюстей.