рок-фестивали на Западе. В отличие от «певческого движения» 1960‑х годов, которое имело целью познакомить молодежь с «песнями борьбы германского и международного рабочего класса», эти фестивали встретили большой интерес и широкое одобрение среди молодежи ГДР[31].

Одной из кульминационных точек этого движения стал Х Всемирный фестиваль молодежи летом 1973 года. Правительство Хонеккера готовилось к этому крупному событию в течение многих лет. Это была возможность продемонстрировать всему миру уверенность ГДР в своих силах и солидарность народа со своим государством. Политический характер фестиваля был очевиден. Девиз его был «За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу!», а официальная песня фестиваля имела красивое название «Молодой мир – в Берлине гость, пускай врагу это как в горле кость». В то же время фестиваль был задуман как ответ на Олимпийские игры в Мюнхене, а акцент на неформальной, легкой и толерантной атмосфере во время мероприятий должен был породить совершенно новый имидж ГДР в глазах всего мира. Более 300 тысяч молодых людей из Восточной Германии встретились с 25 тысячами гостей из более чем ста стран, чтобы слушать выступления музыкальных группы, вести политические дискуссии и аплодировать театральным коллективам в Восточном Берлине в космополитической атмосфере и явно без государственного регулирования. Многим молодым восточным немцам фестиваль предоставил возможность впервые встретиться со школьниками и студентами с Запада – это был очень важный опыт спустя двенадцать лет после возведения Берлинской стены. Однако на самом деле весь фестиваль до мельчайших деталей был спланирован властями, организован FDJ и проходил под контролем Штази. Все участники из ГДР были членами FDJ и должны были предварительно пройти многомесячную подготовку, в ходе которой их проверяли на политическую благонадежность и, помимо всего прочего, готовили противостоять «социал-демократизму». 2700 «негативно-враждебно настроенных» лиц были перед началом фестиваля арестованы. Более 20 тысяч человек, которые, по мнению Штази, были «недостаточно политически благонадежны», имели «декадентский внешний вид» и отличались «аморальным или хулиганским поведением», получили уведомления о том, что им запрещено посещать фестиваль. В ходе подготовки к фестивалю власти возбудили дела против нескольких тысяч человек по обвинению в «антиобщественном поведении». Многие были отправлены в психиатрические клиники и другие «камеры хранения». Особенно тщательно следили за западногерманскими участниками, которые состояли из представителей молодежных организаций, близких к КПГ, а также за делегациями социал-демократических молодежных объединений. Чтобы иметь возможность при необходимости противостоять ожидаемым «попыткам диверсий» со стороны социал-демократов, власти ГДР пригласили еще 400 опытных западногерманских функционеров КПГ в качестве неофициальных туристов, которые смешались с более чем четырьмя тысячами сотрудников Штази, чтобы держать мероприятия под контролем[32].

Операции во время Всемирного фестиваля молодежи дают хорошее представление о политической стратегии руководства СЕПГ при Хонеккере. С одной стороны, она глубоко не доверяла собственным людям и позволяла им вступать в контакт с иностранными гостями только после строгого отбора, интенсивного обучения и тотального контроля. С другой стороны, она хотела создать впечатление толерантной и суверенной социалистической республики, которую с уважением и энтузиазмом поддерживают ее граждане. Поскольку открытые репрессии мешали бы созданию такого образа, государственный аппарат репрессий и слежки стал действовать тоньше, методы Министерства государственной безопасности были усовершенствованы. Основное внимание уделялось уже не прямым репрессиям, арестам и террору, а профилактике. По словам главы Штази Эриха Мильке, приоритет в борьбе с врагом отдавался «мерам по своевременному распознаванию и разложению враждебно-негативных сил, по превентивному предотвращению их деятельности в интересах противника». В то же время «наши меры против таких сил не должны давать врагу никаких поводов для политической дискриминации ГДР»[33]. С этой целью сеть информаторов, охватывавшая всю республику, делалась все плотнее. С 1971 по 1980 год число штатных сотрудников выросло с 45 600 до 75 100, а к 1989 году – до 191 тысяч, а число неофициальных сотрудников – примерно со 100 тысяч (1971) до одного миллиона 700 тысяч (1989) – в итоге около четырех процентов всех взрослых граждан ГДР работали на госбезопасность[34]. Возможных «противников» выслеживали с помощью этой густой сети сотрудников Штази, следили за ними и боролись с ними с помощью все более изощренных методов «разложения»: разжигались конфликты между друзьями, организовывались профессиональные неудачи или проблемы в браке, распространялись слухи, подозрения и доносы – и только в самом конце цепи репрессий государственный аппарат прибегал к арестам и приговорам. Ощущение постоянного наблюдения, впечатление вездесущности государственной безопасности должно было заранее предотвратить девиантное поведение и критические по отношению к государству высказывания или действия. Все граждане, включая тех, кто был полностью согласен с режимом и даже активно участвовал в работе СЕПГ или других организаций, находились под постоянным наблюдением. Таким образом, Штази приобрела значительный вес и стала значительной силой в государстве, но при этом она постоянно находилась под доминированием партии, воспринимала себя как ее «щит и меч»[35].

В то же время было что-то абсурдное в идее противника, который постоянно и повсюду активен. Любой, кто открыто отвергал ГДР или даже боролся с ней, с 1950‑х годов находился либо на Западе, либо в тюрьме. Критика или протесты против отдельных мер режима – например, после подавления «Пражской весны» – обычно регистрировались и подавлялись госбезопасностью в зачаточном состоянии. Штази подробно информировала правительство о жалобах населения на недостаточное снабжение, социальные проблемы или завышенные цены. Если такая критика исходила от рабочих или связанных с партией кругов, она привлекала внимание начальства вплоть до Политбюро – что не означало, что критиков не преследовали. Критика и оппозиция привлекали особое внимание государственного аппарата, когда они исходили от левых, потому что с ними нельзя было просто бороться, ссылаясь на фашизм и империализм. Центром такой «демократическо-коммунистической» оппозиции оставался Роберт Хавеман; он ссылался на Розу Люксембург и выступал за свободное социалистическое общество «со свободой прессы, в том числе и для диссидентов, свободой собраний и правом на забастовку, свободой убеждений, мировоззрения, художественного творчества, то есть отказ от любого вмешательства или патернализма в области культуры и науки со стороны государства <…> Социализм – это свободный плюрализм во всех областях общественной жизни»[36]. Для правительства ГДР такие позиции были опасны, поскольку ситуация в ГДР поверялась здесь мерилом идеального коммунизма и поэтому ее достижения казались серыми и маленькими. Книга члена СЕПГ Рудольфа Баро «Альтернатива», появившаяся на Западе в 1977 году и содержавшая критику закосневшей бюрократической диктатуры СЕПГ, также была построена таким образом: «На вершине, в форме Политбюро, находится институт, который де-факто назначает сам себя. Кто будет вновь принят в это правительство, решают те, кто в нем уже находится,