на те международные соглашения, которые правительство с гордостью демонстрировало как доказательство своего всемирного признания. С другой стороны, их отказ от солидарности с режимом, в отличие от отказа писателей, был безусловным и бесповоротным. Они не были заинтересованы ни в лучшем социализме, ни в реформах, и, как правило, не имели контактов с медленно зарождающимися оппозиционными группами в ГДР. «Отъезжанты» хотели только одного: как можно быстрее покинуть ГДР, будь то по личным, экономическим или политическим причинам.

Для тех, кто подал заявление на отъезд, это означало что-то вроде социальной смерти в ГДР. Человека изолировали и сторонились, ему приходилось ожидать суровых санкций, от потери работы и дискриминации его детей в школе до угроз и даже ареста и осуждения в случае, если заявление оказывалось обнародовано или тем более известно на Западе. По этой причине тем, кто подал заявление, терять было нечего. Они обычно действовали более провокационно, чем группы политической оппозиции, а также были готовы идти на больший риск. Они связывались с корреспондентами западных СМИ, а также внезапно и громогласно заявляли протест против отклонения своих заявлений – например, во время визитов иностранных политиков и перед западными телекамерами, что неоднократно вызывало сильнейшее замешательство органов государственной безопасности[41].

Рост числа заявлений о выезде из страны и высылка Бирмана были двумя самыми явными признаками того, что примерно с 1976 года нарастали не только экономические, но и внутриполитические проблемы. Изменение курса СЕПГ в 1971 году с переориентацией на «потребительский социализм» оказало стабилизирующее воздействие: щедрая политика распределения породила и большие ожидания. Никогда не будучи уверенным в поддержке собственного населения, партийное руководство нервно реагировало на любой намек на недовольство, особенно среди рабочего класса, и расширяло как спектр мер социального обеспечения, так и аппарат слежки за гражданами. Даже когда начались серьезные экономические трудности, робкие реформаторские предложения плановиков встретили сопротивление со стороны Политбюро, которое, вероятно, было справедливо убеждено, что меры экономии и повышение цен приведут к потере и без того хрупкой лояльности населения ГДР. В то же время, однако, ползучее проникновение западных денег и товаров в страну привело к тому, что ожидания населения относительно уровня жизни поднялись до западного уровня, а принадлежность к богатым или бедным стала исчисляться в марках ФРГ, в то время как дефицит, очереди и упадок инфраструктуры постоянно подпитывали недовольство условиями жизни в ГДР несмотря на все усилия правительства страны в области удовлетворения потребительского спроса.

Попытки либерализации культурной политики в начале 1970‑х годов также привели к аналогичному изменению ожиданий. После некоторых сигналов, или скорее намеков, 1971 года интеллектуалы надеялись на постепенное освобождение от оков цензуры и запретов на публикации, на открытые дискуссии и международный обмен. Когда эти ожидания были демонстративно опровергнуты изгнанием Бирмана, частичная и всегда неустойчивая связь между писателями и политической верхушкой ГДР разрушилась.

ДОЛГОВОЙ КРИЗИС

В экономическом плане баланс ГДР в конце 1970‑х годов не был положительным, поскольку значительное увеличение расходов, особенно на социально-политические блага, не сопровождалось равным увеличением доходов. Производительность труда росла гораздо меньше, чем доходы и потребление, продуктивные капиталовложения сокращались, совокупный основной капитал в промышленности исчезал, с Запада импортировалось больше потребительских товаров, чем средств производства, экспорт стагнировал, а долг Западу в иностранной валюте быстро рос[42].

В этой ситуации ГДР пострадала от последствий второго кризиса цен на нефть. На первых порах быстро растущие цены на международных товарных рынках удавалось замедлить благодаря методикам ценообразования в странах СЭВ. Однако в 1980 году Советский Союз объявил правительству ГДР, что в последующие пять лет до 1985 года поставит только 17 миллионов тонн сырой нефти вместо согласованных 19 миллионов. В качестве обоснования указывалось на то, что, как известно, «прямая выгода братских стран за счет импорта топлива и сырья из СССР составила 15 миллиардов рублей в прошлом году и составит почти 30 миллиардов в этом году». Правительство ГДР отреагировало на это заявление полной паникой. «Это подорвало бы сами основы существования Германской Демократической Республики», – возразил Хонеккер в срочном письме к Брежневу, спрашивая, действительно ли «два миллиона тонн нефти стоят того, чтобы дестабилизировать ГДР и поколебать доверие народа к партийному и государственному руководству?». Однако Советский Союз находился в не менее сложной экономической ситуации, поэтому Брежнев ответил: «В СССР большая беда. Если вы не готовы нести последствия этого несчастья вместе с нами, то существует опасность, что Советский Союз не сможет сохранить свое нынешнее положение в мире, и это будет иметь последствия для всего социалистического сообщества». В итоге ГДР получила эти два миллиона тонн нефти – но только в обмен на иностранную валюту, так что пришлось заплатить около 640 миллионов долларов США. В целом цена советской сырой нефти выросла за период с 1970 по 1985 год в тринадцать раз, а ценовой спред между дешевой советской сырой нефтью и дорогими нефтепродуктами, продаваемыми на Запад, который был так важен для экспортного баланса ГДР, соответственно, сократился[43].

Таким образом, валютные долги ГДР продолжали расти. В 1982 году на пике они составили 25,1 миллиарда валютных марок; это в четыре раза превышало общий доход ГДР от западного экспорта. Более того, начиная с 1979–1980 годов процентные ставки, взимаемые западными банками, стремительно росли и за это время превысили двадцатипроцентный рубеж. «Нынешний уровень задолженности, – предупреждала Государственная плановая комиссия в июне 1980 года, – больше не позволяет ГДР, даже при чрезвычайном увеличении экспорта, выплачивать все проценты и обязательства по погашению, взятые ею на себя, из собственной валютной выручки, поскольку ежегодные проценты и обязательства по погашению превышают ежегодную экспортную выручку. Одна только сумма выплачиваемых процентов составляет две трети от годовой экспортной выручки в конвертируемой иностранной валюте. Если капиталистические банки перестанут предоставлять ГДР кредиты, – заключили экономические планировщики, – то уже через несколько месяцев возникнет ситуация, когда ГДР перестанет быть платежеспособной и не сможет осуществлять импорт»[44].

Эта шаткая ситуация еще более усугубилась в результате усиления противостояния блоков и, прежде всего, событий в Польше, начавшихся в 1980 году. Восстание рабочих судоверфи в Гданьске и подъем движения «Солидарность» были вызваны главным образом обострением экономического кризиса в ПНР. Основными причинами возмущения польского населения стали падение реальной заработной платы, рост цен и дефицит товаров народного потребления, который в конечном итоге затронул даже основные продукты питания. Однако среди населения ГДР забастовки и демонстрации «Солидарности» не встретили одобрения. Напротив, они подтвердили широко распространенные антипольские предрассудки; а Министерство государственной безопасности ГДР сообщило, что введение военного положения в Польше было