на себя их обязанности, и к тому же бесплатно. Также должны быть упразднены некоторые канцелярии, в том числе Канцелярия двора и военного ведомства. Отпадет необходимость в таком количестве капитанов и шателенов.

Чиновникам придется довольствоваться своим жалованьем, без подарков и пенсий. Они будут получать пожизненное жалованье только после тридцати лет службы. Больше не будет чиновников, получивших свою должность на откуп, как, например, должность прево. Это, безусловно, было выгодно королю, который сразу получал доход от такого прево, но губительно для подданных, которых откупщик, чтобы вернуть с лихвой затраченные средства, нещадно эксплуатировал. Поэтому впредь должности прево будут передаваться в залог.

Для назначения на должности должны быть избраны только "известные, благоразумные, богобоязненные мужи без корысти", люди мудрые и "достаточные", то есть, компетентные, "добрые и подходящие", а главное — не слишком молодые, заботящиеся о благе короля и общественном благе, а не "о своем частном". Как найти таких хороших чиновников? Для назначения на должность не проявлять благосклонность и не учитывать "настойчивость просителей", а прибегать к выборам. Практически все должностные лица должны были избираться, главные из них — специальными комиссиями, объединяющими Парламент, Счетную палату и Большой Совет. Чиновники на местах, такие как бальи должны избираться Советом бальяжа в соответствии с местными традициями. Набранным таким образом чиновникам было бы трудно выйти из-под контроля королевской администрации, которая была бы ограждена от внешнего давления и влияния.

Ошибка реформаторов

В основе всех этих мер лежал старый средневековый идеал. Золотой век остался в прошлом. Не по воле Божьей, а по злобе человеческой все становится хуже и хуже. Реформа означала отмену всего дурного и восстановление старого порядка. Перед лицом вполне реального кризиса государства анализ этих честных политиков и просвещенных интеллектуалов не мог быть политическим в силу их подготовки, культуры и ментальности. Он оставался чисто моральным.

Что касается первопричины политического кризиса, столкновения между монархией и княжествами, вражды принцев, то в Кабошьенском ордонансе об этом ничего не говорится. Зато Эсташ де Павилли указал средство, столь же древнее и феодальное, как и все остальные: вызвать принцев к королю вместе с их вассалами и заставить их принести хорошую присягу.

Но кабошьены ошибались. Нельзя остановить ход времени и неумолимый прогресс государства. Королевских чиновников было не так уж много. Наоборот. Возьмем, к примеру, Парламент. С конца XV века королевское правосудие одержало верх над другими судебными инстанциями. Дела стекались к нему. Но в то же время оно подвергалось жесточайшей критике. За что его критиковали? За медлительность, за беспорядок в работе, из-за которого не соблюдалась очередность рассмотрения дел, за благосклонность, которая ставила одни дела выше других, в общем, за то, что французы начинали ненавидеть: неэффективность. В чем же, по мнению реформаторов, была причина? Виноваты судьи: "Мы должны встряхнуть парламентских судей. Они ленивы, приходят во Дворец слишком поздно, уходят слишком рано и слишком часто объявляют перерывы. Они слишком жадные. Отслужив двадцать лет они получают пожизненные пенсии и уезжают в провинции работать на принцев, которые им хорошо платят". На самом деле Парламент, похоже, был перегружен увеличившимся потоком дел. С 1345 года число советников не увеличивалось, зато росло количество судебных процессов. Сессия теперь охватывала весь год. Из года в год суд выносил от ста до ста пятидесяти решений. На большее он был просто не способен.

Реформаторы не только не помогли королевской администрации решить ее структурные проблемы, но только их усугубили. Например, в 1406 году замечательный канцлер Арно де Корби попытался повысить эффективность работы суда за счет усиления иерархической власти президентов. Советники массово протестовали, ссылаясь на обычай, "учитывая авторитет, знатность и превосходство советников, что хорошо известно, и суверенную власть этого суда, который обычно называли источником правосудия и по которому упомянутых советников следовало иметь и держать в большом почтении и уважении, а не обращаться с ними, как со школьниками, сервами или слугами". Кабошьенский ордонанс был особенно пристрастен в отношении президентов Парламента и даже не позволял им распределять работу между советниками: для этого несколько раз в неделю собирался комитет из восьми членов. Неудивительно, что правосудие становилось еще более медлительным!

Такое же недоверие проявлялось и к "всем финансовым чиновникам". В частности, Кабошьенский ордонанс запрещал им между собой делить работу по регионам. Все должно было делаться вместе. Никакого разделения, никакой специализации.

Недоверие к новым методам, недоверие к новым людям. Многие из реформаторов, будь то ученые или государственные служащие, сами принадлежали к миру государственных чиновников. Но они с большим недоверием относились к возвышению этой новой социальной группы, которая разрушала старую иерархию в обществе.

Если эти новые люди и добились успеха, то только потому, что их поддерживали семьи и принцы. На заседании Генеральных Штатов аббат дю Мутье-Сен-Жан, желавший "встряхнуть парламентских судей", требовал удалить тех, кто "благодаря настойчивости и власти господ и денег был в нем учрежден". Аббат знал, о чем говорил, поскольку сам был племянником покойного первого президента. В настоящее время у него было три двоюродных брата, которые были советниками, а четвертый,  в 1418 году, тоже присоединится к этой небольшой группе клиентов Иоанна Бесстрашного…

Если чиновники могли приобретать земли, ренты, движимое имущество и продвигать своих детей, то это происходило потому, что они обкрадывали короля и торговали своим влиянием. Необходимо было изучить состояние финансового чиновника, когда он вступил в должность, и то, что он приобрел ее исполняя. Если у него сначала была лишь "небольшая сумма денег", то он под был подозрением, если не сказать — виновен. Обогащение — это преступление. "Если, следуя совету мудрых людей, Вы изучите имущество, которым они располагали до вступления в должность, — советовали королю Университет и город Париж устами Эсташа де Павилли, — и если, вычтя их обычное жалованье, Вы рассмотрите богатство, которое они накопили, огромные владения, которые они приобрели, роскошные дворцы, которые они построили, блестящие брачные союзы, которые они заключили для своих сыновей, дочерей и внучек, Вы поймете, что все это состояние было нажито за счет Вашей казны и что Вы можете с полным правом заставить их возместить убытки". Когда одни поднимаются вверх, то другие опускаются вниз. Состояние королевских чиновников могло быть нажито только за счет дворянских семей, вынужденных продавать свои сеньории. "Они, — продолжает Эсташ де Павилли, — купили земли нескольких знатных сеньоров этого королевства". Восхождение по социальной лестнице — это преступление.

Так рассуждали интеллектуалы из партии реформ, выражая языком того времени то, что смутно ощущали народные массы: слишком быстрый прогресс государства и тех людей и семей, на которую оно опиралось. Но ни риторика реформаторов, ни насилие со стороны их союзников не могли заставить общество вернуться к прошлому, хотя сопротивление было, и с ним приходилось считаться. В долгосрочной перспективе голос реформаторов был услышан, и, когда кризис миновал, прогресс государства не был таким жестким, как вначале. Но осенью 1413 года ситуация еще не достигла этой точки. И за насилием одних вскоре