другом герцогом Лотарингским и другими баронами своей партии. Купеческий прево и эшевены поднялись к королю, и Эсташ де Павилли от имени кабошьенов произнес длинную речь. В своей прежней манере он объяснил королю все, что произошло во время его болезни. Если они арестовали его офицеров и убрали его слуг из отеля, то это не было нападением на его королевское величество. Все, что они сделали, — это удалили плохих советников и вырвали сорняки, заселившие королевский сад.

Тем временем толпа за стенами Отеля ревела. Из сада мясники и еще несколько человек "их лиги" заметили у окна Дофина. На нем белый шаперон. Но хвост шаперона свисал вниз с правой стороны, а корнет, слева, пересекал грудь, как белая лента, которую носили арманьяки. Тут же раздались возгласы: "Посмотрите, как этот маленький добрый дофинчик носит свой корнет так же как арманьяки. Нам это не нравится".

Молодой Людовик Гиеньский раздражал кабошьенов, которые видели в нем нового Людовика Орлеанского. Дофин, как и его покойный дядя, был скорее интеллектуалом, чем рыцарем, тратил большие деньги на драгоценности и произведения искусства, увлекался театром и не обращал внимания на общественное мнение, несмотря на царившие вокруг беспорядки.

Королева также была непопулярна, и толпа возмущалась ее братом, чей брак с Екатериной Алансонской, вдовой Пьера Наваррского, графа Мортена, должен был вот-вот состояться. Похоже, что свадьба двух вдовцов и выгодный брак немецкого принца навеяли воспоминания о Бале объятых пламенем. Дело в том, что когда Жан де Труа в третий раз зачитал список "изменников", "сорняков, которые следует удалить из сада короля и королевы", Людвиг Баварский оказался в нем на первом месте, за ним следовали Гийом Буагратье, духовник Изабеллы, ее дворецкий и пятнадцать ее фрейлин. Изабелла попросила отсрочки для своего брата, который должен был скоро жениться. Дофин удалился, чтобы погоревать. Но Иоанн Бесстрашный призвал его "утереть слезы" и вывел во двор Отеля, чтобы противостоять бунтовщикам. Оба принца терпеливо беседовали с зачинщиками. Но толпа угрожала. Если принцы не выдадут "изменников", то они сами пойдут в апартаменты королевы и схватят их. Тогда Людвиг Баварский сдался сам и под охраной был отведен в Лувр.

Вечером того же дня герцог Бургундский вынужден был выдать "изменников", которых он держал у себя со дня первого бунта. Герцога Барского и других отвели в Лувр, а Пьера дез Эссара — в Шатле.

Через два дня вспыхнул еще один бунт. На этот раз кабошьены потребовали от короля утвердить все аресты и торжественно обнародовать ордонанс о реформе. 26 и 27 мая король провел судебное заседание, на котором был провозглашен Кабошьенский ордонанс. 30 мая под давлением мясников мэтр Жан де Труа был назначен консьержем дворца, что означало командование вооруженной охраной дворца Сите, где располагалась королевская администрация. Теперь, кроме самого короля, в плену у восставших оказались основные государственные органы власти.

Но восстание уже достигло переломного момента, насилие еще царило на улицах города более двух месяцев, мясники могли навязывать королю свои решения, но отлив уже начался. Кабошьены оказались в изоляции. Принцы искали помощи извне. В самом городе начиналось сопротивление и готовились ответные меры. Сам герцог Бургундский отвернулся от своих слишком беспокойных союзников.

В июне насилие продолжилось. Жак де Ла Ривьер был убит в своей тюрьме Элионом де Жаквилем. Пьер дез Эссар был казнен, несмотря на обещание Иоанна Бесстрашного защитить его собственным телом — поскольку бывшего прево обвиняли в том, что он повинен в гибели Великого магистра королевского двора Жана де Монтегю, хотя того не жалели, а говорили, что "это был Божий суд". Арно де Корби, старый канцлер Франции, был отстранен от должности и заменен на Эсташа де Лотре, который, кстати, приходился ему двоюродным братом. По совету Эсташа де Павильи кабошьены пополнили казну за счет принудительных займов. Комитет из четырех человек произвольно выбирал тех, кто должен был заплатить: состоятельных горожан или политических противников. С Жана Жувенеля стребовали 2.000 экю и на некоторое время заперли в Малом Шатле. Жан Жерсон, ректор Университета и приходской священник Сен-Жан-ан-Грев, осмелился сказать, что не одобряет подобные действия. Ему угрожали, и он был вынужден несколько дней прятаться на чердаке Нотр-Дам, пока его дом подвергался разграблению.

Король вновь оказался в "отлучке". Принцы, ставшие заложниками мятежного города опасались за свои жизни. Герцог Беррийский укрылся в монастыре Нотр-Дам вместе со своим врачом Симоном Алигретом, который оказал ему гостеприимство. Но беззаботный Дофин продолжал провокационно развлекаться. Однажды вечером в его Отеле был устроен бал. Незадолго до полуночи Жаквиль вошел в апартаменты Людовика и стал "наставлять его и упрекать за балы и другие расходы". Отец Жувенеля дез Юрсена, рассказавший о случившемся, в свое время читал нотации молодому Людовику Орлеанскому, но Жаквиль стал Дофину угрожать: "Мы не потерпим, чтобы вы делали, что захочется, а если вы не послушаетесь, мы положим этому конец". За принца вступился его камергер сир де Ла Тремуй. Разгорелся спор. И тут Дофин выхватил кинжал и ударил Жаквиля в грудь, правда не причинив ему вреда, так как капитан Парижа был в кирасе… Потребовался весь авторитет герцога Бургундского, чтобы утихомирить этот инцидент.

В изолированной столице кабошьены продолжали оказывать давление на правительство. По всему королевству были разосланы письма, написанные под их диктовку, запрещавшие от имени короля собрания вооруженных людей, чтобы остановить поход арманьякских принцев, собиравших войска в Нормандии. В других письмах говорилось, что Дофин заверяет добрые города, что в Париже он не испытывает никаких "притеснений", и, что он пользуется "весьма доброй милостью" своего дорогого и любимого купеческого прево, эшевенов, буржуа и жителей Парижа, которые желают только добра монсеньору королю и общественного блага. Еще больше хороших новостей распространялось о герцоге Беррийском. Сообщалось, что он "в очень хорошей форме", и даже лучше, чем "десять лет назад". Каждый день его навещают люди из Парижа, и он поддерживает их доброе управлении королем и монсеньором Гиеньским, "принимая во внимание, что король находится в состоянии, которое всем известно, а монсеньор Гиеньский слишком молод, чтобы править".

Различные пути сопротивления

Однако засев в монастыре Нотр-Дам старый герцог Беррийский не только трепетал, надев на голову белый шаперон. С мая он тайно вел переговоры с арманьякскими принцами. От кого могли ожидать помощь король и принцы, заложники кабошьенов, если не от противной стороны? Армии у короля не было. Он мог бы обратиться за помощью к своим вассалам, но каких вождей он мог бы им предложить? За пределами королевского домена, будь то фьеф или апанажи, действовать можно было только через принцев. А в королевском домене бальи и сенешали, отвечавшие за сбор войск в королевскую армию, принадлежали к партии бургиньонов. Захват власти Иоанном Бесстрашным сопровождался масштабными перемещениями — фактически чисткой — местного административного аппарата. Такова партийная система управления. Поэтому курьеры рыскали между Парижем и Нормандией, где собрались люди герцога Орлеанского и герцога Бурбонского, короля Сицилии и графа Алансонского. Дофин вел с ними переговоры, поскольку, хотя они и предлагали свою помощь,