лицо наседавшим на него противникам ругательства, и крутить по сторонам головой было просто некогда. Отвлекался капитан лишь на то, что творилось впереди и рядом.

Потасовка в «Летучей рыбе» разгулялась не на шутку, быстро выплеснувшись из той части зала, где вспыхнула и разгорелась. Ребятки Бурбело попытались было проложить себе дорогу то ли к выходу, то ли к лестнице, ведущей в верхние горницы: понимали, что дело примет совсем пакостный оборот, если их зажмут в угол, а так хоть будет при нужде куда отступить. Дрались они отчаянно и сноровисто, хмель только придал им пыла и злости. Но ни рассвирепевшая вконец команда «Сокола», ни ее помощники просто так, за здорово живешь, проигрывать огурялам Чилиги не собирались.

Полуд лихо орудовал, как дубинкой, черенком от метлы, Бану раздавал направо и налево удары липовой кадушкой для воды. Рядом отбивался от противников Новик, задвинувший себе за спину Меля. Руф и оба влезших в самую гущу драки анга, рыча и вовсю работая кулаками, разбушевались так, что оторопь брала смотреть – хотя Садко видел, что псоглавцы дерутся далеко не в полную силу, боясь ненароком убить кого-нибудь или искалечить. А Даринка, единственная из подавальщиц, кто не спрятался в поварне, когда началась потасовка, с визгом вскочила на стол и обрушила оттуда пустой поднос на макушку верзиле в зеленом кафтане – тот как раз нацеливался приложить Каратана сзади. Громила, грязно ругнувшись, развернулся было к девчонке, но его остановил Сушила. «Калека» без лишних слов показал, сколь немощен: просто двинул кулачищем детинушке по темечку, тот и растянулся мгновенно во весь рост на половицах.

На подмогу команде «Соколика» пришли четверо моряков-русичей: суровые ребята в суконных армяках навалились с тыла вместе с Милославом и Руфом на тех парней из купцовой ватаги, кто еще держался на ногах, и Чилигины охранники не выдержали, дрогнули.

– А ну хватит! – крик старшего стражника перекрыл звуки потасовки. – Прекратить! Немедля, я сказал!

Противники ненадолго замерли, но окрик подействовал лишь на мгновенье – все тут же сызнова кинулись в забурлившую ключом драку. И совсем Чилиге с его молодчиками не поздоровилось бы, но тут рявкнул уже Сушила:

– Довольно! Потешились, и будет!

Слово хозяина в харчевне – закон, драка тут же сошла на нет. Чилига и его люди, оттесненные к двери, толпились, как стадо баранов, а стражники расторопно принялись выталкивать их на улицу, одного за другим. Кто-то из Чилигиных людей уперся, выкрикнул что-то бранное, но тут же получил дубинкой поперек спины от стражника и взвыл от боли.

– Чтоб ты сдох, леший одноногий! – выдавил уже в дверях Бурбело, ненавидяще глядя на корчмаря. Нос, из которого продолжала капать на измятый кафтан кровь, у торговца распух чуть ли не вдвое, а хорохористый и чванливый вид с Чилиги слетел начисто. – Гляди, как бы тебе за всё это не поплатиться!..

– И тебе не хворать, мразь, – равнодушно отозвался Сушила. – А заглянешь еще ко мне в харчевню, гость богатый, – не обрадуешься!

– И ты тоже, Садко, перья не распускай… Волком взвоешь, как встретимся с тобой в следующий раз! – прошипел Чилига, поворачиваясь на пороге к новеградцу. – Умолять меня тогда станешь о милости, только поздно будет!

– Да я утоплюсь лучше, чем у тебя хоть горсть снега зимой попрошу! – усмехнулся Садко уголком рта. Ухмыляться шире было больно – рассаженная чьим-то кулаком губа кровоточила. – С вами, поганью, по одной земле ходить – и то с души воротит!

– Ох, гусляр, пожалеешь ты о своих словах. Сильно пожалеешь, – мрачно посулил капитану «Сокола» Гаврила. Глаз у Чилигиного помощника заплыл от кровоподтека, рукав был полуоторван, а помятая правая рука висела плетью. – Верно Евсеевич сказал: встретимся еще. Гора с горой не сходится, а человек с человеком – запросто…

– А ну молчать! Выметайтесь, да поживее! – снова рявкнул стражник, угрожающе подняв дубинку.

Устин, шмыгнув расквашенным носом, тоже на прощанье оглянулся в дверях на Садко с Милославом. Зыркнул на них так, что еще бы чуть-чуть, и дыры взглядом в обоих прожег. Ругаясь на чем свет стоит, торгован с подручными наконец исчезли за порогом харчевни, сопровождаемые стражей.

Подавальщицы приволокли из поварни лохань с водой и забегали от одного победителя к другому с мокрыми тряпками, унимая кровь и прикладывая холодные примочки к подбитым глазам да скулам. Садко с тревогой оглядел свою команду, и у капитана отлегло от сердца: все вроде целы, не считая синяков да рассаженных костяшек пальцев. Зато во что превратилась трапезная, по которой словно Кощей Поганый прошел… ой-ёй-ёй… Одни только переломанные столы да скамейки заменить – это Сушиле уже в немалую цену встанет, а посуды они сколько побили…

Рука сама нащупала на поясе кисет, уцелевший в свалке, и Садко принялся торопливо развязывать его ремешки. Подошел к корчмарю и молча высыпал горкой содержимое кисета перед Сушилой на столешницу. Серебра в город новеградец прихватил с избытком: и чтобы команда как следует погуляла, и на случай, если вдруг на рынке попадется товар, к которому стоит присмотреться.

– Возьми, Сушила Мокеевич, – виновато сказал Садко. – И за ущерб, и за то, что вечер твоим гостям испортили.

– Справедливо, – усмехнулся сидевший рядом человек посадника. Ему в драке тоже досталось, рассекли бровь.

– Ну да, – кивнул капитан, поводя плечом. – Накуролесили мы тут знатно…

– Ничего, – покачал головой корчмарь. – Проглотить эту гнусь да утереться никак нельзя было. Даже жаль, что стража объявилась, не упомню, когда такое в последний раз было.

– Караульная стража в такие дела обычно не вмешивается, – пояснил новеградцу сероглазый, прижимая к рассеченной брови платок. – Молодые, видать, недавно набранные. Не знаю их, хотя со многими стражниками знаком. Небось выслужиться решили, проявить себя, вот так рьяно и встряли.

– Дурачье, – буркнул Сушила и наконец глянул на серебро, высыпанное на стол Садко. – Что-то отсыпал ты мне, парень, многовато. Прибери половину-то, не разбрасывайся деньгами! Тут хватит, чтобы новые столы не из осины, а из розового дерева сколотить!

– За такой разгром я тебе еще и больше должен, Сушила Мокеич, – сдвинул брови новеградец. – А столы лучше из нашего русского дуба сколоти. Они хоть и не такие красивые, но, поди, попрочнее будут!

Он отер рукавом лоб и облизал разбитую губу. Прав корчмарь: по заслугам подлецу Чилиге досталось! И сероглазый прав – справедливо! И всё же на чем гаденыша княжьи люди да Охотники так прищучили, что из-под личины приветливого да участливого весельчака высунулась оскаленная звериная харя? Стой, а не о Бурбело ли предупреждала Аля, когда помянула, что в Ольше что-то скользкое да гадкое в темном углу затаилось?