Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Едва только это письмо успело дойти до Женевы, как секция союза добровольно упразднила себя 6 августа и немедленно известила об этом генеральный совет. Видимость получилась очень внушительная; после того как секция получила удовлетворение от генерального совета, который опроверг пущенную Утиным ложь, она пожертвовала собою в интересах мира и примирения. На самом деле решающие причины были другие, как это впоследствии открыто признал Гильом: секция потеряла тогда уже всякое значение и представляла собою в глазах эмигрантов Коммуны в Женеве лишь мертвый пережиток личных счетов. В этих именно эмигрантах Гильом видел пригодные элементы для того, чтобы начать борьбу против женевского федерального совета на более широкой основе. Поэтому была упразднена секция союза; и действительно, несколько недель спустя обломки ее соединились с коммунарами в новую Секцию революционно-социалистической пропаганды и действия; при этом она хотя и заявила, что согласна с общими принципами Интернационала, но сохраняла за собою полную свободу, которую предоставляли ей программа и устав Интернационала.
Все это сначала совершенно не касалось Бакунина. Характерно для его положения якобы полномочного главы союза, что женевская секция не сочла даже нужным запросить его в Локарно, прежде чем заявить о своем упразднении. Бакунин протестовал против этого — не из-за оскорбленного самолюбия, а потому, что при создавшихся обстоятельствах видел в упразднении секции трусливый удар из засады: «Не будем свершать трусливых поступков под предлогом спасения единства в Интернационале». Вместе с тем он занялся подробным изложением женевских смут, чтобы выяснить принципы, из-за которых, по его мнению, поднялся спор; этим он хотел дать руководящую нить своим приверженцам на лондонской конференции.
Сохранились значительные отрывки этой работы; она очень отличалась в лучшую сторону от русских брошюр, которые Бакунин за год до того изготовлял вместе с Нечаевым. Эти отрывки написаны спокойно и дельно, и лишь местами в них встречаются резкие выражения; и, как ни относиться к обособленным взглядам Бакунина, он убедительно доказывает, во всяком случае, что происхождение женевских смут коренилось глубже, чем в зыбком песке личных распрей; а если последние также сыграли некоторую роль, то значительная часть вины за это падает на Утина и его сотоварищей.
Бакунин ни на минуту не отрицал глубокого различия взглядов, которое отделяло его от Маркса и от «государственного коммунизма» последнего, и он обошелся со своим противником далеко не кротко. Но все же он не выставлял его негодным человеком, который преследует только свои собственные низкие цели. Указывая, что Интернационал возник в лоне масс и затем был воспринят умными и преданными народному делу людьми, он прибавил: «Мы пользуемся этим случаем, чтобы выразить преклонение перед знаменитыми вождями немецкой коммунистической партии и прежде всего перед гражданами Марксом и Энгельсом, а также перед гражданином Ф. Беккером, нашим бывшим другом и теперешним непримиримым противником; они были подлинными создателями Интернационала, поскольку вообще дано отдельным лицам что-либо созидать. Мы тем охотнее выражаем свое уважение к ним, что будем вынуждены бороться против них. Наше уважение к ним чистое и глубокое, но оно не доходит до идолопоклонства и никогда не побудит нас стать их рабами. Признавая их огромные заслуги перед Интернационалом в прошлом и в настоящем, мы все же будем на ножах с ними, восставая против их ложных властных теорий, против их диктаторских замашек и манеры вести подпольные интриги, против их низких происков, жалких личных дрязг, грязных оскорблений и позорной клеветы, которыми характеризуется почти повсюду политическая борьба немцев и которые, к несчастью, проникли и в Интернационал». Конечно, эти слова были достаточно грубые, но все же Бакунин не заходил так далеко, чтобы отрицать бессмертные заслуги Маркса, как основателя и руководителя Интернационала.
Но и эта работа Бакунина осталась незаконченной. Он еще писал ее, когда Маццини, в еженедельнике, который он издавал в Лугано, выступил с резкими нападками на Коммуну и на Интернационал. Бакунин немедленно напечатал «Ответ интернационалиста Маццини», за которым последовали и другие статьи в том же духе, после того как Маццини и его приверженцы вступили в полемику с ним. После всех неудач, преследовавших его, Бакунин достиг на этот раз полного успеха: Интернационал, который влачил до того в Италии лишь жалкое существование, стал сразу быстро распространяться там. Этим Бакунин был обязан не своим «интригам», а тем горячим и убедительным словам, которыми он умел вызывать революционное настроение среди итальянской молодежи, увлекавшейся Парижской коммуной.
В Италии крупная промышленность была еще очень слабо развита; в дремлющем пролетариате лишь медленно пробуждалось классовое сознание, и у него не было никаких законодательных орудий для защиты и для нападения. В буржуазных классах, напротив того, полувековая борьба за национальное единство создала революционную традицию и поддерживала ее. За достижение национального единства масса боролась путем бесчисленных восстаний и заговоров, пока наконец эта цель не была достигнута, но в таком виде, что принесла, несомненно, горькое разочарование всем революционным кругам: под охраной сначала французского, а затем германского оружия самое реакционное государство Апеннинского полуострова создало итальянскую монархию. Геройская борьба Парижской коммуны вырвала революционную итальянскую молодежь из этого состояния апатии. И если Маццини грубо отвернулся на краю могилы от нового света, раздражавшего его старую ненависть к социалистам, то тем искреннее прославлял «восходящее солнце» Интернационала Гарибальди, который был еще в большей степени национальным героем.
Бакунин превосходно понимал, из каких слоев народа выходили его приверженцы. «То, чего до сих пор недоставало Италии, — писал он в апреле 1872 г., — были не инстинкты, а именно организация и идеи. И то и другое теперь развиваются в такой степени, что Италия вместе с Испанией являются в настоящее время, быть может, самыми революционными странами. В Италии существует то, чего нет в других странах: пламенная, энергичная молодежь, лишенная всякого положения, всякой карьеры, всякого выхода и которая, несмотря на свое буржуазное происхождение, не исчерпала себя в нравственном и интеллектуальном отношении, как буржуазная молодежь других стран. Теперь она с головой погрузилась в революционный