– Это возможно.

– До свидания, птенцы, ухожу со спокойным сердцем. А ты,бабуся, – вполголоса и важно проговорил он, проходя мимо Агафьи, – надеюсь, нестанешь им врать обычные ваши бабьи глупости про Катерину, пощадишь детскийвозраст. Иси, Перезвон!

– И ну тебя к Богу, – огрызнулась уже с сердцем Агафья. –Смешной! Выпороть самого-то, вот что, за такие слова.

Но Коля уже не слушал. Наконец-то он мог уйти. Выйдя заворота, он огляделся, передернул плечиками и, проговорив: «Мороз!», направилсяпрямо по улице и потом направо по переулку к базарной площади. Не доходя одногодома до площади, он остановился у ворот, вынул из кармашка свистульку исвистнул изо всей силы, как бы подавая условный знак. Ему пришлось ждать неболее минуты, из калитки вдруг выскочил к нему румяненький мальчик, летодиннадцати, тоже одетый в теплое, чистенькое и даже щегольское пальтецо. Этобыл мальчик Смуров, состоявший в приготовительном классе (тогда как КоляКрасоткин был уже двумя классами выше), сын зажиточного чиновника и которому,кажется, не позволяли родители водиться с Красоткиным, как с известнейшимотчаянным шалуном, так что Смуров, очевидно, выскочил теперь украдкой. ЭтотСмуров, если не забыл читатель, был один из той группы мальчиков, которые двамесяца тому назад кидали камнями через канаву в Илюшу и который рассказывалтогда про Илюшу Алеше Карамазову.

– Я вас уже целый час жду, Красоткин, – с решительным видомпроговорил Смуров, и мальчики зашагали к площади.

– Запоздал, – ответил Красоткин. – Есть обстоятельства. Тебяне выпорют, что ты со мной?

– Ну полноте, разве меня порют? И Перезвон с вами?

– И Перезвон!

– Вы и его туда?

– И его туда.

– Ах, кабы Жучка!

– Нельзя Жучку. Жучка не существует. Жучка исчезла во мракенеизвестности.

– Ах, нельзя ли бы так, – приостановился вдруг Смуров, –ведь Илюша говорит, что Жучка тоже была лохматая и тоже такая же седая,дымчатая, как и Перезвон, – нельзя ли сказать, что это та самая Жучка и есть,он, может быть, и поверит?

– Школьник, гнушайся лжи, это раз; даже для доброго дела,два. А главное, надеюсь, ты там не объявлял ничего о моем приходе.

– Боже сохрани, я ведь понимаю же. Но Перезвоном его неутешишь, – вздохнул Смуров. – Знаешь что: отец этот, капитан, мочалка-то,говорил нам, что сегодня щеночка ему принесет, настоящего меделянского, счерным носом; он думает, что этим утешит Илюшу, только вряд ли?

– А каков он сам, Илюша-то?

– Ах, плох, плох! Я думаю, у него чахотка. Он весь в памяти,только так дышит-дышит, нехорошо он дышит. Намедни попросил, чтоб его поводили,обули его в сапожки, пошел было, да и валится. «Ах, говорит, я говорил тебе,папа, что у меня дурные сапожки, прежние, в них и прежде было неловко ходить».Это он думал, что он от сапожек с ног валится, а он просто от слабости. Неделине проживет. Герценштубе ездит. Теперь они опять богаты, у них много денег.

– Шельмы.

– Кто шельмы?

– Доктора, и вся медицинская сволочь, говоря вообще, и, уж,разумеется, в частности. Я отрицаю медицину. Бесполезное учреждение. Я,впрочем, все это исследую. Что это у вас там за сентиментальности, однако,завелись? Вы там всем классом, кажется, пребываете?

– Не всем, а так человек десять наших ходит туда, всегда,всякий день. Это ничего.

– Удивляет меня во всем этом роль Алексея Карамазова: братаего завтра или послезавтра судят за такое преступление, а у него стольковремени на сентиментальничанье с мальчиками!

– Совсем тут никакого нет сентиментальничанья. Сам же вотидешь теперь с Илюшей мириться.

– Мириться? Смешное выражение. Я, впрочем, никому непозволяю анализировать мои поступки.

– А как Илюша будет тебе рад! Он и не воображает, что тыпридешь. Почему, почему ты так долго не хотел идти? – воскликнул вдруг с жаромСмуров.

– Милый мальчик, это мое дело, а не твое. Я иду сам по себе,потому что такова моя воля, а вас всех притащил туда Алексей Карамазов, значит,разница. И почем ты знаешь, я, может, вовсе не мириться иду? Глупое выражение.

– Вовсе не Карамазов, совсем не он. Просто наши сами тудастали ходить, конечно сперва с Карамазовым. И ничего такого не было, никакихглупостей. Сначала один, потом другой. Отец был ужасно нам рад. Ты знаешь, онпросто с ума сойдет, коль умрет Илюша. Он видит, что Илюша умрет. А нам-то какрад, что мы с Илюшей помирились. Илюша о тебе спрашивал, ничего больше неприбавил. Спросит и замолчит. А отец с ума сойдет или повесится. Он ведь ипрежде держал себя как помешанный. Знаешь, он благородный человек, и тогдавышла ошибка. Все этот отцеубийца виноват, что избил его тогда.

– А все-таки Карамазов для меня загадка. Я мог бы и давно сним познакомиться, но я в иных случаях люблю быть гордым. Притом я составил онем некоторое мнение, которое надо еще проверить и разъяснить.

Коля важно примолк; Смуров тоже. Смуров, разумеется,благоговел пред Колей Красоткиным и не смел и думать равняться с ним. Теперь жебыл ужасно заинтересован, потому что Коля объяснил, что идет «сам по себе», ибыла тут, стало быть, непременно какая-то загадка в том, что Коля вдруг вздумалтеперь и именно сегодня идти. Они шли по базарной площади, на которой на этотраз стояло много приезжих возов и было много пригнанной птицы. Городские бабы торговалипод своими навесами бубликами, нитками и проч. Такие воскресные съезды наивноназываются у нас в городке ярмарками, и таких ярмарок бывает много в году.Перезвон бежал в веселейшем настроении духа, уклоняясь беспрестанно направо иналево где-нибудь что-нибудь понюхать. Встречаясь с другими собачонками, снеобыкновенною охотой с ними обнюхивался по всем собачьим правилам.

– Я люблю наблюдать реализм, Смуров, – заговорил вдруг Коля.

– Заметил ты, как собаки встречаются и обнюхиваются? Туткакой-то общий у них закон природы.

– Да, какой-то смешной.

– То есть не смешной, это ты неправильно. В природе ничегонет смешного, как бы там ни казалось человеку с его предрассудками. Если бысобаки могли рассуждать и критиковать, то наверно бы нашли столько же для себясмешного, если не гораздо больше, в социальных отношениях между собою людей, ихповелителей, – если не гораздо больше; это я повторяю потому, что я твердоуверен, что глупостей у нас гораздо больше. Это мысль Ракитина, мысльзамечательная. Я социалист, Смуров.

– А что такое социалист? – спросил Смуров.

– Это коли все равны, у всех одно общее имение, нет браков,а религия и все законы как кому угодно, ну и там все остальное. Ты еще не доросдо этого, тебе рано. Холодно, однако.